— О, конечно! — Герцог склонил голову почти что торжественно. — Для того, кто вынес Испытание? Безусловно!

Сомнений не было — эта мысль ему пришлась по душе. Убрать меня с глаз долой и всего-то в обмен на лодку и недельный запас продовольствия? Да о чем тут говорить — сущий пустяк! Ему-то наверняка казалось, что я обозлен и вступлю с ним в поединок. Сама по себе эта идея мне понравилась — вот только времени у меня не было. Предстояло выловить рыбку покрупнее.

— Что же до воды, то... — И я выразительно глянул на бурдюк.

Герцог щелкнул пальцами, и водонос торопливо вышел вперед, поддерживая бурдюк. Он протянул было мне его, но вдруг передумал и отдал хозяину. Пусть, дескать, тот рискует, если хочет.

— Восславим же того, кто выдержал Испытание! — возгласил герцог и вручил мне бурдюк с таким видом, словно это был боевой трофей.

Одному Богу известно, как я ухитрился не выхватить бурдюк из рук герцога — я взял его медленно и осторожно, вынул пробку и стал пить, думая о том, почему же простая вода имеет такой божественный вкус. Да, а я уже и не чаял увидеть хотя бы каплю воды, не то что попробовать. Впредь нужно поосторожнее быть с пожеланиями.

* * *

Двое вооруженных воинов изъявили редкостное рвение, дав понять, что для них нет в жизни высшего счастья, чем возможность столкнуть мою лодку в море. Не дай Бог я замочу ноги! Я бы и сам отлично справился, но раз уж они собрались оказать мне такую честь, зачем бы я стал им мешать? Я начинал понимать, что означают положение и престиж в таком мире. Ну и потом, воины, видимо, просто жаждали совершить какое-то действие, вследствие которого они как бы избавлялись от меня. Я отпустил весло, чтобы помахать мужичкам на прощание рукой, и тут же пожалел об этом — еще бы немного, и мое весло уволокла бы набежавшая волна. Да, придется здорово попотеть, чтобы привыкнуть к таким уключинам — с каждой стороны в борт лодки для закрепления весел было вбито по паре сучков. Между тем я сумел-таки увести лодку за линию прибоя, а потом за рифы. Мне все время казалось, будто я слышу, как воины потешаются над моими моряцкими талантами. Дело понятное. Живя на таком крошечном островке, всякий здоровый мужчина сначала становился рыбаком или моряком, а уж потом воином. Да, они, наверное, могли бы стать просто удивительными мореплавателями.

Выбравшись на тихую воду, я положил весла и развернул парус. Как-то летом я выучился ходить под парусом — исключительно от скуки. Вообще если детство твое проходит в районе Великих Озер, у тебя уйма возможностей для занятий водным спортом. В общем, парус я поставил по ветру без особого труда. Нос лодки вспенил воду.

Довольно скоро поднялся сильный ветер. Я нахмурился, задрожал. И почему я не попросил у герцога плащ? Я взглянул на солнце.

Солнца не было.

Я злобно смотрел на тучи, всей душой желая, чтобы они убрались куда подальше, и тут у меня гадко засосало под ложечкой. Рассвет был ясным, солнечным — то есть очень даже солнечным. Если так быстро сгустились тучи, значит, либо надвигался грозовой фронт, либо... опять резвится Сюэтэ. Если снова поднимется шторм, некому будет подсовывать мне спасательные стишки. Придется самолично усмирять стихию. А я терпеть не мог творить чудеса сам по себе. Почему-то это представлялось мне чем-то вроде капитуляции. Кроме того, еще неизвестно, получится ли у меня.

«Прекрати, — строго-настрого приказал я себе. — Пораженческое настроение тебе не поможет». И потом, на самом-то деле мне вовсе и не надо было усмирять шторм — мне бы только благополучно добраться до берега.

Благополучно?

В душу мою закралось ужасное подозрение. Да нет, какое там подозрение? Я твердо знал: это не я усмирил шторм. Возможно, Сюэтэ заметила: в этом раунде победа моя, но она таки продержалась. Она добилась того, что мы попали на остров, и решила, что герцог-ксенофоб сделает грязную работу за нее — то бишь кокнет нас всех, пока мы ей еще как-нибудь не навредили. Так что очень может быть, не так уж велика была моя победа. Наверное, все-все было просчитано злобной колдуньей.

Конечно, в чем-то она мне потакала... став призраком, я бы познал такие радости с Анжеликой, какие мне и не снились, пока я...

Эта мысль испугала меня, она вела к самоубийству, к потере всякой надежды когда-либо избавить Анжелику от притязаний Сюэтэ.

«Спокойно, парень. Еще чуть-чуть, и ты признаешь, что чудеса все-таки бывают».

Нет. Это невозможно. Это философский абсурд. Тут-то собака и зарыта — волшебство совершенно алогично.

Совершенно?

Я запутался в собственных мыслях и отчаялся. Ну когда же я наконец отучусь делать поспешные обобщения? Всегда бывают исключения из правил.

«Ну, хорошо. Тогда, может быть, этот мир и был исключением из правил?»

Эта мысль вызвала у меня такое же упрямство, как у миссурийского мула — перегруженный фургон. Вот так взять и согласиться, что чудеса возможны? Ну, нет — разве что только внутри галлюцинации, не более того. Ну не верю я в чудеса, не верю. И может быть, именно из-за этого мне и не хотелось принимать ничью сторону.

Или связывать себя с Анжеликой?

Ну, что сказать... Определенные преимущества от влюбленности в призрак были. Ведь в клятве, в конце концов, говорится: «Покуда смерть не разлучит нас обоих», — а ведь смерть нас уже разлучила — еще до того, как мы повстречались.

Не слишком надежная точка опоры, но все-таки я ухватился за эту мысль.

«Ладно. Ты еще что-нибудь попробуй. Да поторопись, балбес. Тучи-то сгустились не на шутку, нависли над самым морем, а в воздухе отчетливо запахло дождем».

Я решил предположить — только предположить, не более! — что в этом мире действительно происходят чудеса. Как мне тогда избавиться от надвигавшейся бури?

Ясно. Я мухлевал. Я отбросил эту мысль и решил, что вернусь к ней, когда у меня будет больше времени.

На самом-то деле я просто не знал, так ли уж мне хочется избежать шторма. Болтаться по морю в штиль — такой пикник мне тоже не больно-то нравился. Вот если бы только чуточку усмирить бурю, направить ветер, куда надо...

Или и то, и другое. И потом, нимфа Тимея находится где-то поблизости, на одном из средиземноморских островов. Я решил, что из этого и надо исходить.

Над седой равниной моря ветер тучи собирает.

Ну и пусть себе резвится, лишь бы дул, куда мне надо.

Лишь бы нес меня, любезный, прямо к острову Тимеи,

И еще чтоб этот ветер по дороге пел мне песни

Про героя, что в пустыне не усох и не растаял,

Чем поверг он в изумленье местных жителей-садистов.

Дуй же, ветер, дуй, родимый, но не так чтоб очень сильно!

В каждом деле, зная меру, можно многого добиться!

Ветер переменился — это я понял по тому, что мой парус развернулся почти на девяносто градусов. Мачта потрескивала — наверное, то был предел ее крепости. Ветер пел в вантах — все, как я просил, с музыкой! Тут на спину мне плеснула вода — бр-р-р! Холодно! Но это ладно, можно и не обращать внимания. В этот же миг у меня над головой ударил громадный барабан, а потом кто-то как бы вынул из него затычку, и хлынул такой ливень... Я тут же промок до нитки. Я стучал зубами, а мой парус стонал. Я бросился к мачте, чтобы снять парус, и черпанул ногой воду. В лодке вода! Не хватало еще и потонуть!