Мирта Хогг отключила звук на мобильном телефоне, оставив только виброзвонок, и убрала его в карман куртки. Выйдя из машины, она осторожно закрыла ее и достала пистолет. Прежде чем двинуться к ограде, она убедилась, что оружие заряжено, и сняла его с предохранителя. Проверила запасную обойму. Все на месте. Открыла калитку из заостренных железных прутьев и незаметно проскользнула внутрь, прячась среди окружавших дом деревьев и кустов. Она подошла сбоку к одному из окон, но внутри было темно. Единственным источником света был фонарь, висевший снаружи у входной двери.

У Мирты мелькнула мысль вернуться к ограде и дождаться там федералов и спецназа, но до их приезда оставалось еще минут десять, а похищенным девочкам угрожала смертельная опасность. Пока не поздно, она должна войти в дом одна, как, без сомнения, сделал бы Клаус.

В то время как Бруно Вайс играл на виолончели с оркестром «Гевандхауса», а Хельга забрала Сусанну с остановки трамвая на Майнцерштрассе, Мирта Хогг вставила ключ в замочную скважину входной двери загородного дома психиатра Отто фон Майера, не имея ни малейшего представления, что ее ждет внутри.

Хельга не сказала ей, где расположена лестница в подвал. Глазам инспектора предстала черная, непроглядная темнота.

Мирта почувствовала, что у нее дрожат руки. Достав из кармана куртки мобильник, она включила фонарик и направила свет в пол. Среди окружавшего ее полумрака она смогла различить расплывчатые неподвижные силуэты: старинная мебель, люстры, кожаные диваны гостиной, стоявшие перед каменным порталом камина.

В нескольких шагах от входа Мирта увидела приоткрытую дверь. За ней оказалась просторная кухня с большими окнами, закрытыми легкими шторами, перехваченными в центре шнуром, что придавало им форму песочных часов, в которых остановилось время. Луч фонарика Мирты Хогг шарил вокруг, высверливая в полной темноте круглые отверстия, заполненные светом.

Лестница в подвал располагалась слева от коридора. Сердце Мирты с глухим стуком билось в груди.

Прежде чем ступить на последние ступени лестницы, она погасила фонарик на мобильном телефоне. Тишина была такой же глубокой, как тьма, окружившая ее. Не видя абсолютно ничего, Мирта продолжила спускаться в пропасть. Сжимая в правой руке пистолет, она направляла его дуло в темную пустоту перед собой, а левой рукой держалась за шершавую стену подвала. Наконец на полу появилась оранжеватая горизонтальная полоса. Слабый свет цвета пламени проникал из щели под дверью.

Мирта Хогг так сильно затаила дыхание, что начала задыхаться. Запах подвальной сырости смешивался с запахом расплавленного парафина. Мирта подумала, что за дверью горят свечи или факелы. И хотя она не слышала ни малейшего звука, инспектор Хогг чувствовала, что внутри кто-то есть. Но как узнать, открыта эта дверь или она заперта изнутри? Подойти и проверить? Нет, слишком рискованно. Внутри могли находиться шесть девочек-подростков с кляпами во рту. Ей не оставалось ничего другого, как ждать, когда прибудет опергруппа по спецоперациям.

В этот момент Мирта услышала, как в подвале за дверью раздались громкие чеканные шаги ног, обутых в армейские сапоги. Ей тут же представилась шеренга из шести офицеров СС, медленно шагавших вперед, как в коротком фильме, который оставила им вчера вечером Хельга фон Майер. Ритуал «стражей смерти» начался, с ужасом подумала Мирта. А она ничего не могла сделать, только стоять неподвижно и ждать подкрепления.

Прошло несколько минут, когда Мирта вдруг почувствовала, как что-то коснулось ее плеча. С трудом удержавшись, чтобы не закричать, она протянула левую руку и нащупала шлем и очки ночного видения.

– Мы здесь. Стой на месте, пока мы не закончим штурм, – прошептал голос у самого ее уха.

Потом она услышала, как мимо нее прошли несколько бойцов полицейского спецназа. Через секунду раздался резкий звук гидравлического тарана, ударившего в дверь, и в тот же миг изнутри хлынул поток яркого света, чуть не ослепив ее.

Мирта Хогг услышала грозные крики полицейских, а затем короткий звук выстрела, за которым тут же последовал второй.

В суматохе штурма Мирта Хогг пробежала несколько метров, отделявших ее от яркого светового прямоугольника, образованного проемом разбитой двери.

Перешагнув порог, она застыла как парализованная. Перед ней открылся огромный зал, со всех сторон обшитый черным деревом. На стенах висели длинные белые знамена с нацистской символикой. В углу, всхлипывая, стояли шесть девочек в одном черном белье. Бойцы спецназа надевали наручники на пятерых военных в форме офицеров СС, лица которых до самых глаз закрывали черные платки. В центре помещения стоял черный шестиугольный стол с инкрустацией в виде какого-то символа, вписанного в круг. На столе с каждой из шести сторон стоял зажженный факел, а рядом с ним – череп с золотыми глазами.

В торце зала висел портрет Гитлера. Под ним на большом черном сундуке сидел полный человек, раздетый догола. Его руки и ноги были закованы в цепи, во рту торчал кляп. По его веснушчатому лицу и рыжей бороде Мирта Хогг узнала Густава Ластоона. В груди кладбищенского гида зияла дыра от пули, из которой хлестала кровь. Он умирал. Подойдя к нему, Мирта сорвала висевший на стене нацистский вымпел, быстро сложила его в несколько раз и попыталась зажать рану, чтобы остановить кровотечение. Белая ткань мгновенно промокла насквозь, окрасившись кровью.

На полу возле стола лежал мертвым один из офицеров СС. Взгляд Мирты Хогг невольно остановился на луже крови, растекшейся по полу возле него.

– Как только он нас увидел, сразу же выстрелил в связанного мужчину, а потом себе в голову! – сказал спецназовец, стоявший ближе всех к ней.

Мирта нагнулась и сдернула платок, закрывавший лицо трупа.

– Мразь… – прошептала она, увидев изуродованное лицо комиссара Клеменса Айзембага.

Поднимаясь из подвала по лестнице, Мирта Хогг столкнулась с шефом федералов, но даже не остановилась, чтобы поздороваться с ним, просто продолжила идти вверх по ступенькам. Она вышла из дома, вдохнула сырой воздух и закурила сигарету, стоя среди полицейских машин с включенными мигалками и слушая вой сирен машин скорой помощи, которые все продолжали прибывать по дороге в Дёгниц. Потом нашла в мобильном телефон агента Европола и позвонила. Ее рассказ о случившемся был краток, этой ночью ее ждало еще слишком много работы. Она в общих чертах описала сцену, которую увидела, войдя в подвал, и добавила:

– Прежде чем Густав Ластоон умер у меня на руках, я просила его молчать, пока не приедет скорая и не окажет ему помощь. Но он настоял, что хочет говорить. Он знал, что у него остались считаные минуты. Прерывающимся голосом он сказал, что дочь Клауса похитил Флай. Той же ночью какие-то люди в капюшонах схватили его прямо в доме. Они пришли и ушли через тайный подземный ход, про который знал Флай. В те же выходные другие нацисты из той же военизированной организации похитили еще пять девочек в разных городах Германии. Флай и бывший полицейский по имени Натан подложили оружие в могилу на кладбище Зюдфридхоф и убили Клауса. Они заставили Густава Ластоона взять в руки пистолет, из которого потом застрелили Клауса в спину, чтобы на орудии убийства остались отпечатки его пальцев, – объяснила Мирта Хогг, чувствуя, что каждое новое слово все сильнее сдавливает ей горло. Сделав паузу, она продолжила: – Сегодня ночью «стражи смерти» собирались изнасиловать и убить шесть девочек, следуя некрофильскому ритуалу, который мы видели вчера в нацистском фильме. Густав Ластоон слышал, как Флаю сказали, что потом их надо будет спрятать в каком-то укромном месте и туда же отвезти его. Анонимный звонок должен был сообщить комиссару Клеменсу Айзембагу, где он сможет найти психопата-некрофила из Лейпцига и таким образом обвинить Густава Ластоона в убийстве Клауса и шести несовершеннолетних девочек. Но комиссар уже знал всю правду о том, что должно случиться, хотя не мог подозревать, что Хельга донесет на них раньше, чем они успеют совершить очередную зверскую резню, – объяснила Мирта.