— Именно эти два?

Я бросаю на него виноватый взгляд и киваю. Он хватает меня за руку и смотрит на меня своими похотливыми, дерзкими глазами. Не сводя с меня взгляда, он подносит пальцы ко рту. Положив их на язык, он медленно посасывает их по всей длине, не сводя с меня пристального взгляда. Мой клитор мгновенно начинает пульсировать, а мурашки пробегают по всей длине моей руки, до самого сердца от такого эротического движения, которого я никак не ожидала от него.

Убрав мою руку, он снова садится на скамью, очевидно, готовый наблюдать за тем, что я делаю с этими влажными пальцами. Уже чувствуя, как прохладный воздух комнаты ударяется о мой затекающий центр, я тихонько вздыхаю, успокаивая себя изо всех сил, прежде чем снова широко раздвинуть бедра перед ним.

С глазами-блюдцами он наклонился вперед в своем положении.

— Боже, помоги мне, — шепчет он, глядя на меня сквозь ресницы, и его взгляд из-под ресниц опускается к моему обнаженному и стекающему центру. — Ты прекрасна.

Я скрежещу зубами от этого сладкого чувства, не позволяя ему проникнуть в мой вновь обретенный стальной облик.

Его глаза снова поднимаются к моему лицу, мягкие и вопросительные. Он хочет прикоснуться, но задается вопросом, где проходит та грань, защищающая его чистоту, и готов ли он переступить ее ради меня.

Приподнявшись на локте, я провожу пальцами по выбритому половому органу, набухшему и влажному от уже использованного. Мой клитор гудит от возбуждения, просто от одной мысли об этом.

— Мне часто было интересно, как ты выглядел, — шепчу я, поглаживая средним пальцем свой клитор. — Я имею в виду, я чувствовала его раньше. — Под его брюками я вижу его эрекцию. — В тот день на кухне. Вдоль твоего бедра.

Он садится выше, его плечи отводятся назад, мышцы напрягаются от моих слов.

— Я представляла, как чувствую его прямо здесь. — Опустив голову на кровать, я ввожу палец глубоко в свою киску, и у меня вырывается стон.

— О, Брайони, — вздыхает он. — Господи, я не могу… не могу.

Я продолжаю трахать себя пальцем, раздвинув ноги перед ним, одной рукой все еще придерживая юбку на бедре, а другой поднимая бедра навстречу удовольствию, которое берет меня в заложники.

— О, Боже, — стону я, вертя пальцем в том беспорядке, который оставил Эроу, чувствуя себя полностью возбужденной и готовой взорваться.

— Я не могу, — снова бормочет он.

В ожидании прикосновения руки, которая больше не может себя контролировать, я лежу с пальцем глубоко внутри своего мокрого центра, и мертвая тишина внезапно заполняет комнату.

Я поднимаю голову и вижу, что Сэйнт сидит на краю своего места с закрытыми глазами и страдальческим выражением на лице, тяжело дыша через рот. Он проводит рукой по лицу, но вместо темного искушения, которое раньше исходило из его голубых глаз, когда мы встречаемся взглядами, в них появляется разочарование и отвращение.

— Сэйнт, — шепчу я, резко садясь и опуская юбку.

Блять, я теряю его.

— Прости меня, — умоляю я.

Он качает головой, не желая смотреть на меня.

Вот дерьмо.

— Я перешла черту, Сэйнт. Я не должна была…

Он встает со скамьи и направляется к двери в мою комнату, но снова поворачивается ко мне, потирая переносицу большим и указательным пальцами. Он опускает руку, как будто хочет что-то сказать, но вместо этого качает головой.

Через мгновение он вздыхает, разочарование в себе очевидно.

— Я пользуюсь тем, что тебе страшно и одиноко, и это совершенно неправильно с моей стороны.

Все рушится.

— Я должен… я должен уйти, — говорит он, наконец взглянув на меня с раскаянием.

Он не пойдет на это. Его мораль слишком сильна. Сильнее, чем когда-либо была моя. Я была наивна, думая, что смогу так легко покорить мужчину своей сексуальностью. Особенно того, кто так глубоко переплетен с церковью и ее учениями.

— Нет! — сказала я, вставая и протягивая руку к его предплечью, чтобы остановить его бег. — Пожалуйста, не уходи. Прости меня. У меня тоже не все в порядке с головой. Может, мы просто… — я вздыхаю, мои глаза дико бегают по комнате. — Мы можем просто поговорить? Просто… поговорить?

Я хватаюсь за соломинку, желая не подвести ни себя, ни Эроу.

Я смотрю на лицо Сэйнта, когда он хватает меня за руку. Его разум явно мечется от решений и нерешительности. Я ввергла его в бурю мыслей, идей и образов, от которых он не может избавиться. Кажется, что в данный момент он решает в голове невозможные теоремы.

— Мы можем поговорить, — шепчет он, глядя на меня сверху вниз, и наконец кивает.

— Пожалуйста, не думай обо мне иначе, — умоляю я. — Я не хочу, чтобы все изменилось…

— Брайони, остановись. — Он зажимает мой подбородок между большим и указательным пальцами. — Я никогда не буду думать о тебе хуже.

Его добрые глаза снова находят мои, а другая рука нежно поглаживает мое лицо. Ласка, которая успокаивает и кажется слишком хорошей. Настолько хорошей, что я закрываю глаза и наслаждаюсь ею, позволяя вздоху вырваться из моих легких. Когда я открываю их, то снова вижу серьезность на его лице. Это желание. Бесконечная жажда похотливой потребности, которая просто не знает, куда себя деть.

Наклонившись вперед, он прижимается лбом к моему, наши глаза изучают друг друга. Его взгляд падает на мои губы, а затем он медленно приближается и прижимается губами к моим. Поцелуй мягкий. Заботливый. Чувственный и любящий. Я приоткрываю рот, и он отвечает мне, встречая мой язык легким движением своего. Из моего горла в его рот вырывается стон, и мы продолжаем мягкий, чувственный поцелуй, его рука скользит вниз, чтобы обнять меня за шею. Но как только я убеждаюсь, что мы снова добились успеха, он отстраняется, тяжело дыша.

— Когда мы вместе, от нас одни неприятности, не так ли? — говорит он с лукавым блеском в глазах.

Я тихонько смеюсь вместе с ним. Если бы ты только знал.

Мы отходим к краю кровати, сметая с пола мое нижнее белье, прежде чем он помогает мне занять место рядом с ним.

— Но я думаю, что это может быть и хорошо, — продолжает он, похоже, решительно. — Нам есть над чем работать для достижения наших конечных целей. Мы можем найти способы укрепить друг друга, сопротивляясь порывам, которые возникают перед нами. — Он усмехается и игриво толкает меня плечом, протягивая мне трусики, намокшие от моего возбуждения и спермы Эроу. — Думай об этом как о высшем испытании.

Внутри