действительно несмотря ни на что, даже при том, что белая ведьма знала какой он замечательный человек, наводил на неё ужас. И сейчас этот его взгляд адресованный Хэле — ледяной, морозный…

А Хэла запела песню про сердце, потому что Томика попросила, и Милена не слышала никогда такой песни. И чёрная ведьма так озорно её пела.

Женщина была уже очень пьяна, но ещё, как видела Милена, продолжала пить поболе воинов, которые были здесь — пришли на песни и веселье с башен и из казарм.

Конечно, кто бы сомневался — Хэла затянула грустную песню о расставании и ошибках любви, и тянуло от её голоса в вой. Милене показалось, что чёрная ведьма это нарочно, решила довести достопочтенного ферана, не иначе. И возник какой-то детский страх — Хэла такая и феран такой потому что разругались?

Белую ведьму потянуло в детские воспоминания о ссорах папы и мамы. Но она смотрела на этих двоих и понимала — Рэтар Горан не похож на её отца, а Хэла не такая, как её мать. Чувства, которые Милена ощущали в двух этих людях, совсем другие, не такие, как у её родителей.

Девушке, словно она в сказке, верилось, что, даже поругавшись, они обязательно помирятся, их чувства нельзя уничтожить какими-то там скандалами… она так в них верила, словно, если они расстануться, Милена никогда не поверит в то, что есть на свете настоящая любовь, которую ничем не взять.

Она мотнула головой, прогоняя какие-то совершенно странные мысли из своей головы. А Хэла запела что-то бодрое, чем привела всех окружающих уже в совершенно неконтролируемое веселье и пляс, а саму чёрную ведьму поймал-таки феран и увёл с собой.

Милена нахмурилась и по какой-то противоестественной инерции пошла в ту сторону, в которую ушли они, но остановилась возле Роара.

— А он ей ничего плохого не сделает, — спросила она у митира.

— Что? — попытался понять её митар.

— Феран Хэле, — пояснила она и кивнула в ту сторону, куда они ушли.

— Нет, маленькая, не сделает, — улыбнулся Роар. — Он просто переживает за неё.

— А, — кивнула она и кивок получился долгим, потому что голову повело.

— А я за тебя, — поговорил на это митар.

— Почему? — нахмурилась Мила, уплывая, начиная тонуть в мёде его глаз.

— Потому что тебе хватит, — легко рассмеялся на это мужчина. — Ты на ногах уже не стоишь.

Милена кивнула как-то невнятно, словно голова ей не принадлежала.

— Я не хочу спать одна, — шепнула ему ведьма, — ну точнее с Лораной, точнее…

И она обернулась в поисках серой, но та вообще была где-то неизвестно где, скорее всего с Гентом, потому что в самом-то начале все были вместе.

— Ой, — произнесла Мила, словно икая, ругая себя за свои мысли. — Я как вредная бабка у подъезда, супер!

— Так, — рассмеялся Роар и протянул ей руку. — Пошли.

И в конечном итоге увёл её в свою комнату.

— Знаешь, я наверное никогда так сильно не напивалась ещё, — заплетающимся языком проговорила Милена, когда Роар усадил её на кровать.

— Неужели? — поинтересовался он, снимая с неё сапоги.

— Я сама могу, — заупрямилась она, пытаясь сделать это простое действие, но голова всё шла кругом и потому у неё ничего не получилось.

— Не сомневаюсь, — ухмыльнулся Роар на её невнятную попытку.

— Ты вообще не пьяный, — буркнула она, нагнувшись и скорее мешая ему, чем помогая.

— Светок, уймись, — его рука властно, но очень аккуратно оттолкнула её назад, и Мила, потеряв равновесие, оказывается сидя это тоже можно сделать, упала спиной на кровать.

Сняв с неё обувь, Роар стал снимать платье.

— Когда ты это делаешь, я перестаю соображать, — заметила она, дуясь на него как ребёнок. — Это обидно!

— Обидно? — переспросил митар, нахмурившись и уставившись в её лицо.

— Ты такой красивый, — проговорила Милена, улыбаясь.

— О, — воскликнул Роар и попробовал подавить ухмылку.

Но тут Милену понесло. Словно это была вообще не она, потому что сейчас стало вообще всё равно, что она может или не может натворить. Просто очень сильно ударило невообразимым желанием, таким острым, словно лезвие. Такое яркое, необузданное.

С Роаром у неё всегда было всё так красиво, что до слёз. Он всегда был с ней таким нежным, ласковым, аккуратным. Как в книжках про любовь пишут. Вот там, когда он — рыцарь, и любит по гроб, а она такая вся очаровательная и на ангела похожа. А Милена какая?

Стало так горько, что она не могла переступить через свою стеснительность, скромность. Вот эти запреты на то, на это. Эти её два странных прошлых парня, такие обычные для её мира, она столько слышала разговоров между девчонками с её группы, все парни у всех одинаковые, ничего этакого. Но сейчас сметало пониманием, что было неправильно, всё в её жизни было неправильно.

Или это просто Роар такой офигенный. Или… она больше никогда не будет пить, но раз сейчас пьяна, раз сейчас в неё вселился кто-то другой, кто-то смелее и кто-то, кто так же сильно любит этого мужчину…

Ведьма положила ладони на его лицо.

— Знаешь, как я в детстве любила истории про рыцарей? — прошептала Милена.

— Рыцарей? — нахмурился, улыбаясь Роар.

— Да. Это такие, — она силилась придумать, как сказать, чтобы он понял, но голова была пьяной и глупой, да она и трезвая бы не смогла объяснить, — такие… ну… как ты.

Он усмехнулся и вздохнул.

— Ложись спать, маленькая, — шепнул Роар, и лёг рядом, кажется потеряв надежду на то, что её получится сейчас раздеть.

— Нет, — как могла решительно ответила Милена.

— Нет? — уточнил митар.

— Нет, — мотнула головой ведьма, кажется окончательно потерявшись в своих мыслях, но при этом смогла забраться на него, сесть сверху. — Ты потрясающий, знаешь?

— Правда? — его руки легли на её талию, а взгляд был полон мальчишеского озорства.

— Да, — кивнула девушка, находясь под гипнозом его взгляда.

Какие же невероятные глаза… а у их детей чьи глаза будут? Дети? Что? Милена хотела от него детей? Боже… От осознания пустоты этого желания стало совершенно невыносимо.

— Маленькая? — и Роар уловил это изменение в ней. — Ты чего?

— Я так сильно тебя люблю, — ответила Милена и вжух…

Вот они целуются, вот она почему-то никак не оказывается под ним, вот стянула с него рубаху и начала целовать и спускалась всё ниже и… что она делает?

Но этот взгляд Роара… этот взгляд… а потом он потерялся, а Милена испытала такой внутренний триумф, словно на Эверест забралась… ух-ты! Смущаться будет потом.

Вообще Милена делать такое не любила, ну, как — делала, но всегда через силу. Её