Особой популярностью среди офицерства пользовалась городская турецкая баня, в нее даже в очередь записывались, ибо всем места сразу не хватало. Ловкий грек быстро привел баню в порядок и имел с нее хорошие деньги. В мраморных залах журчали фонтаны. Здоровенный армянин клал очередного страдальца на скамью и неистово тер варежкой из грубой овечьей шерсти, не забывая поливать намыленной водой, затем сильными руками разминал тело и члены, снова мыл и снова разминал. А потому выходящий из бани чувствовал себя почти небожителем…

Помимо бани, восстанавливали батареи, магазины, сооружали и некое подобие адмиралтейства. Так уж устроен русский человек, что везде начинает он обживаться быстро и обстоятельно, серьезно и надолго.

Из дневника Владимира Броневского: «Прибытие Российского флота в Архипелаг скоро сделалось известным. Начальники островов Ядро, Специи и других ближайших с восторгом и редкою готовностию предложили свои услуги. По взятии Тенедоса, со всех прочих островов независимые майноты, сулиоты, а потом жители Морей и древней Аттики, предложили собрать корпус войск, словом, вся Греция воспрянула и готова была при помощи нашей освободиться от ига неволи, но адмирал, действуя осторожно, отклонил сие усердие до времени и даже турок, поселившихся в Архипелаге, которые малым числом своим не могли вредить грекам, оставил покойными и сим избавил христиан от ужасного мщения их жестоких властителей. В прокламации, изданной в Ядро, жители Архипелага объявлены принятыми под особое покровительство Всероссийского Императора, а порты на матером берегу, равно и острова Кандия, Негропонт, Ме-телин, Хио, Лемнос, Родос и Кипр, занятые турецкими гарнизонами, признаны неприятельскими».

На Тенедос зашел английский бриг «Бриттон». Англичане привезли хорошие и плохие известия. Хорошие об успехах русских войск в большой европейской войне в сражении при Прейсиш-Эйлау, плохие о захвате тунисским беем зашедших к нему в порт четырех торговых судов. Узнав об этом, Сенявин немедленно написал письмо Дукворту, прося его посодействовать в освобождении соотечественников.

Из записок Павла Свиньина: «Приятные вести с севера придают более торжества празднествам нашим. Вчера пировали мы на корабле «Сильном» у Ивана Александровича Игнатьева, а сего дни на «Ретвизане» у Алексея Самойловича Грейга; с громкою музыкою и пушечной пальбою пили здравие победителей: непритворная веселость, братское дружество председали в собраниях наших – с сими чувствами пойдем на врага, в огонь и в воду за царя и честь русского флага! Опытом узнали достоинство тенедосского вина, которое по всей справедливости почитается лучшим в Архипелаге; и если бы получше его делали, то не уступало бы ничем французскому Шато-Марго или Медоку…»

Вскоре ушел в устье пролива первый блокадный отряд. Инструктируя командиров, Сенявин велел как можно меньше стоять на якоре и как можно больше времени быть под парусами. Главные силы расположились между Тенедосом и анатолийским берегом, готовые в любой момент прийти на помощь. Теперь Дарданеллы были запечатаны крепко. В отчаянии турки пытались было использовать для сообщения расположенный северней пролива Саросский залив, но эта попытка была пресечена в корне посылкой туда нескольких мелких судов. В турецкой столице начались перебои с продуктами. Чем дальше, тем голод становился острее. Никто не мог и подумать, что русские столь быстро и эффективно смогут создать реальную угрозу турецкой столице.

Теперь предстоял второй акт разыгрываемой Сеняви-ным грандиозной драмы. Предстояло выманить в море и разбить турецкий флот. Для этого российскому главнокомандующему необходимо было придумать многоходовую комбинацию.

Первые же вести, доставленные с дозорных кораблей, вселяли уверенность, что пока все идет по плану. Раздосадованные потерей Тенедоса, турки подтянули свой флот к устью Дарданелл. И хотя пока их линейные корабли держались под защитой береговых батарей, было очевидно, что рано или поздно, но вылазку в открытое море сделать они все же попытаются. Следовало сделать свой ход, и Сенявин его сделал. Чтобы еще больше вселить уверенность в сердце капудан-паши, он демонстративно отделил от эскадры и направил к Салоникам отряд контр-адмирала Грейга: «Ретвизан», «Венус» и один из каперов. Турок в буквальном смысле приглашали к нападению!

– Капудан-паша должен полностью увериться в нашей беспечности, а уверившись, высунуть нос из пролива. Тут-то мы его по носу и щелкнем! – говорил Сенявин штабным. С Грейгом попросился идти и Свиньин.

Вслед за ушедшими к Салоникам еще один отряд кораблей столь же демонстративно был направлен к Смирне, а третий – к Лесбосу.

– Что теперь будем делать, Дмитрий Николаевич? – спрашивали Сенявина командиры кораблей. – Только одно, – отвечал тот, – ждать!

* * *

Отделившись от эскадры, отряд контр-адмирала Грейга взял курс на Салоники. Младшему флагману вменялось сей богатейший торговый город лишить сообщения с Архипелагом и с Константинополем. В походе к Салоникам был и иной резон. Дело в том, что в окрестных горах располагались селения христиан-епиратов, упорно не признававших турецкого владычества. Ежегодно более пятнадцати тысяч епиратских воинов спускались в долины, чтобы показать туркам, кто истинный хозяин на этой земле. Чтобы поддержать мир, салоникс-кий паша сам был вынужден платить горцам дань ружьями, порохом и свинцом. Пока в Салониках поддерживалось подобие хрупкого мира, но что могло произойти, когда к городу подойдут российские корабли и единоверные горцы-епираты увидят Андреевские флаги, не мог сказать никто!

Передовым в уходящем отряде резал форштевнем волну «Венус», за ним флагманский «Ретвизан». Греческий корсар держался на траверзе. Но отойти далеко от Тенедоса сразу не удалось. Отряд вскоре по выходе попал в полосу полного безветрия. Паруса бессильно опали, и корабли заштилели неподалеку от знаменитой Афонской горы. Не доходя несколько миль до Салоник, бросили якоря.

– Сколько вытравлено каната? – запросил боцманскую команду Броневский. – Пятнадцать саженей! – откликнулся боцман.

В шканечном журнале Броневский записал: «23 марта. Пять часов пополудни. Рейд Салоник на траверзе реки. Отстояние от берега 7 верст. Отдан становой якорь-дагликс. Вытравлено каната 15 саженей».

Грейг со Свиньиным перебрались на корсарскую фелюгу и отправились самолично посмотреть крепостные укрепления поближе. Одновременно спустили гребные баркасы и захватили несколько турецких лодок.

Вернувшийся обратно Грейг отметил, что со стороны моря Салоники укреплены не слишком хорошо и вполне могли бы быть взяты десантом, что проживает в городе более ста тысяч жителей, а гарнизон составляет пятнадцать тысяч янычар. На следующий день он отправил в город парламентера с требованием выдать ему французскую собственность и французов как главных зачинщиков войны. Но паша в том отказал. Подойти ближе к городу оказалось столь затруднительно, что «Венус» выскочил даже на песчаную отмель. Через несколько часов фрегату удалось с нее сползти, однако осторожный Грейг решил более попыток подойти к Салоникам не предпринимать. На следующий день задул сильный северный ветер, и отряду пришлось отойти в море.