Толпа приветствовала молодых супругов радостным смехом и кликами, после чего члены семейства Уэлсли вернулись в дом, чтобы во всех подробностях поведать о подвигах Ната и Сета вдовствующей виконтессе.

Вечером того же дня Виктория сидела у себя в спальне за туалетным столиком и причесывалась. Распахнулась дверь, и в комнату с какой-то бумагой в руке вошел Майлз.

— У меня есть кое-что для тебя, дорогая, — прошептал он, наклоняясь к жене и запечатлевая на ее щеке поцелуй.

Виктория отложила гребень и взялась за документ, который Майлз положил ей на колени.

— Это что такое?

— Разверни и прочитай, — сказал Майлз.

Пока Виктория развязывала шелковую ленточку, скреплявшую свиток, и изучала содержание документа, Майлз успел облачиться в домашний халат.

— Но это же документ, дающий право на владение Кингз Рэнсомом. И он выписан на мое имя! — воскликнула молодая женщина, несколько раз пробежав глазами бумагу.

— Правильно. Он пришел из нотариальной конторы с неделю назад, но я не спешил вручать его тебе, поскольку время для этого было не самое подходящее.

Виктория удивленно покачала головой и перечитала документ.

— Что-то я ничего не пойму, Майлз. Насколько я знаю, Фиона перед отъездом записала жеребца на тебя — после того, как мы поженились. Разве это не было одним из условий сделки?

Майлз помог Виктории подняться со стула и заключил ее в объятия.

— Кто тебе сказал, дорогая, что имела место какая-то сделка?

— По правде сказать, никто. Но я всегда думала, что некая договоренность такого рода существовала. Я знала, что тебе хотелось заполучить Кингз Рэнсома, а потому не сомневалась, что вы с Фионой, подписывая финансовые документы, не обошли вниманием жеребца. По моему глубочайшему убеждению, Фиона должна была записать Кингз Рэнсома на твое имя.

— Тори, — прошептал Майлз, нежно целуя жену в висок, — никаких официальных документов, кроме купчей на продажу Пемброк-хауса, мы с леди Фионой не подписывали, а следовательно, не было и никакой сделки. Я женился на тебе, потому что тебя люблю, — и Кингз Рэнсом здесь ни при чем. Кстати, я женился бы на тебе в любом случае — даже если бы у тебя не было за душой ни гроша.

Виктория долго всматривалась в красивое лицо мужа. В ее взгляде было столько любви и нежности, что у Майлза на миг перехватило дыхание.

— Стало быть, ты с самого начала любил и хотел меня? — выдохнула молодая женщина. — Но почему? Ты же мог получить в жены любую девушку в Англии? Почему твой выбор пал на меня?

Майлз негромко засмеялся и покачал головой.

— Но это же очень просто! Потому что ты была самой красивой, умной и отважной женщиной из всех, каких мне только доводилось встречать. А влюбился я в тебя в первый же день нашего знакомства. Ты тогда еще выгнала меня из конюшни — помнишь? Да я же тебе сто раз об этом говорил. Сколько раз мне это повторять, чтобы ты поверила?

— Да верю я тебе, дорогой, верю, — улыбнулась Виктория и потерлась щекой о его обнаженную грудь. — Просто мне нравится, когда ты говоришь мне об этом.

— Понятно, — хмыкнул Майлз. — Это называется набиваться на комплименты. Виктория вспыхнула.

— Это ты приучил меня к комплиментам!

— Право, ты их заслуживаешь! Итак, поведай мне, сколько раз на дню я должен говорить тебе, что ты самая восхитительная женщина на свете?

— Даже и не знаю, — хитро улыбнулась Виктория. — Полагаю, двух раз в день будет вполне достаточно.

Майлз обхватил лицо Виктории в ладонях и нежно, крепко ее поцеловал.

— Согласен, моя прекрасная леди. Считайте, что на этот раз мы и впрямь заключили сделку.

Майлз сидел на краю постели и с любопытством наблюдал за тем, как жена нянчит их новорожденного сына.

Виктория одарила мужа мимолетным взглядом, но и этого взгляда было довольно, чтобы Майлз понял — его любимую сильно утомили роды. И все же глаза ее сияли.

— Если ты не против, я бы хотела назвать нашего сына Джоном — в честь моего отца.

Майлз улыбнулся и кивнул.

— Я тоже хотел назвать его Джоном. Джон Пемброк Уэлсли… Звучит неплохо, согласись?

— Ох, Майлз, — вздохнула Виктория и склонила голову ему на грудь. — Я и не представляла себе, что можно быть такой счастливой!

— Я тоже, — признался Майлз. — Ты дала мне все, что я только хотел получить от этой жизни, и я люблю тебя сильнее, нежели слова могут выразить.

Виктория посмотрела на светловолосого, голубоглазого малыша, который в будущем обещал стать точной копией своего отца.

— Хорошенький, правда? — спросила она, подняв глаза на мужа.

Майлз едва заметно скривился.

— Признаться, он чем-то смахивает на гоблина.

— О господи! — воскликнула Виктория, ущипнув мужа за руку. — Разве можно говорить такое? И вовсе он не похож на гоблина. Он похож на тебя!

Майлз от души посмеялся над ее словами.

— Чувствительно вам благодарен, миледи! Наконец-то я выяснил, на кого я, по-вашему, похож.

— Прекрати, — улыбнулась Виктория. — Ты ведь отлично знаешь, что я считаю тебя самым привлекательным мужчиной на свете. И наш Джон, когда вырастет, будет таким же.

Что и говорить, комплимент жены порадовал Майлза, и он заулыбался в ответ.

— Я знаю одну леди, которая сегодня тоже произвела на свет дитя. Так вот, ее младенчик куда симпатичней нашего.

Виктория одарила мужа взглядом, в котором сквозила оскорбленная материнская гордость.

— И кто же эта дама? Я ее знаю?

— Думаю, знаешь. Ее зовут Спринг Даффодил, и у нее сегодня тоже родился сын. Вот уж он, без сомнения, самый симпатичный малыш, какого мне только доводилось видеть!

Виктория радостно улыбнулась.

— Правда, Майлз? Даффодил сегодня ожеребилась? Как она себя чувствует?

— У нее все просто отлично, но говорю тебе, Виктория, ее сын развит куда лучше нашего. Он уже не только стоит, но и ходит. К тому же он не красный и не сморщенный, как наш, а главное — он не засекает заднюю ногу.

— Хочешь сказать, что наш сын, когда вырастет, будет засекать ногу? — хихикнула Виктория.

— Едва ли! — рассмеялся Майлз. — Но мне так понравился жеребенок Даффодил, что я намерен в этом же году снова подпустить к Даффодил Кингз Рэнсома. Надеюсь, второй жеребенок окажется ничуть не хуже первого.

Склонившись над младенцем, Майлз осторожно провел пальцем по его нежной щечке.

— Хотя он и похож на гоблина, но все равно очень мне нравится. Я уже подумываю о втором — точно таком же.