Со дня налета на банк прошло десять дней, и Мэри Джо знала, что Мэтт, вероятнее всего, уже на пути в Денвер вместе с Уэйдом. Шериф дал ей понять, что Уэйд настаивает на скорейшем отъезде. Эбботы одолжили ей двух работников, так что она смогла поехать в Денвер с Джеффом и Такером в качестве охраны в надежде появиться там раньше Уэйда.

Собираясь в дорогу, Мэри Джо тщательно паковала вещи. Ожерелье Уэйда, то самое, что принадлежало его сыну. Ее лучшее платье. Целая гора записок, которую она везла Уэйду от благодарных клиентов городского банка.

Они с Джеффом заехали в городскую платную конюшню, чтобы забрать серого коня Уэйда, а затем вместе с Такером направились в Денвер. Верхом на лошадях они могли выбрать тропинки, где не проехал бы фургон Мэтта. Если повезет, они прибудут в Денвер первыми и подадут свое прошение федеральным властям. Мэтт уже разослал множество телеграмм всем, кого знал в Вашингтоне и Денвере.

Если улыбнется удача — большая удача — Уэйд вернется с ними.

Денвер был шумным городом, но Уэйд так устал, что ничего вокруг не замечал. Этому в какой-то степени способствовало выпитое виски, которое, однако, не ослабило острой боли от потери Мэри Джо и непрекращающейся боли в бедре.

Он равнодушно смотрел на салуны, увеселительные заведения, гостиницы. Наконец они остановились у одной. Уэйд с трудом вылез из фургона и последовал за Мэттом и гостиницу, где шериф снял две комнаты. Вообще-то он ожидал, что прямиком отправится в тюрьму, но с тех пор, как он познакомился с Синклером, тот часто его удивлял. Он вопросительно посмотрел на шерифа. Тот лишь дернул плечом.

— Раз уж мы здесь, то устроимся с удобствами, — помолчал немного, потом продолжил: Мне нужно кое-кого повидать, а пока я распоряжусь, чтобы приготовили ванну и прислали поесть.

Уэйд просто покачал головой. В дороге они окончательно подружились, делили бутылку виски, а также жареных цыплят, домашнее печенье и другие яства, приготовленные женщинами Ласт-Чанса.

— Эх, побольше бы таких узников, — ухмылялся Синклер. — Нечасто мне доводится так хорошо питаться.

Но Уэйду все казалось безвкусным. Он жевал по привычке, но и только. А теперь даже перспектива ванны и мягкой постели не избавила его от чувства глубокой, гнетущей пустоты.

Он повернулся и пошел вверх по лестнице со скаткой под мышкой, надеясь, что забудется сном. В дороге отоспаться ему не удалось. Виски, к сожалению, кончилось, хотя казалось, что оно только обостряет чувство утраты, а не притупляет его. Наверное, просто нужно было больше выпить.

Уэйд покрутил ключ от комнаты, потом оглянулся. Мэтт уже ушел. В который раз Уэйд подумал о побеге. Он часто об этом думал. Но он был в долгу перед Мэттом, да и вообще, без Мэри Джо и Джеффа жизнь не представляла для него почти никакого интереса. Тюрьма казалась ему ничем не хуже любого другого места. После того как Мэри Джо подобным образом отреагировала на его признание, он уже не разделял оптимизма Мэтта относительно помилования.

Уэйд дошел до своего номера и открыл дверь. По сравнению с комнатой в пансионе Ласт-Чанса, здесь было роскошно. Швырнув скатку на пол, он подошел к кровати и потрогал ее. Мягкая, такая же была у Мэри Джо. Проклятье, неужели теперь все ему будет напоминать об этой женщине?

Уэйд подошел к зеркалу. Он был весь покрыт дорожной пылью, а лицо заросло щетиной. На столике была миска с водой и несколько полотенец. Плеснув водой в лицо, он сел на кровать и принялся стягивать новые сапоги, которые подарил ему городской сапожник. За всю жизнь у него не было лучшей пары сапог. Он подумал о людях, которые в то утро, когда он уезжал, вышли проводить его и сказать на прощание добрые слова. Минутная признательность, уверял он себя. Она ничего не означает.

И все-таки это было приятно.

Мэтт оставил упряжь в вестибюле гостиницы, затем пристроил лошадей и фургон. Следующий визит был в контору федерального судебного исполнителя. Когда Мэтт представился, облеченный властью блюститель закона застонал.

— Опять Аллен, — сказал он.

— Вы получили мою телеграмму?

— И в придачу еще пятьдесят, а кроме того, ко мне заходила очень решительно настроенная молодая дама, не говоря уже о визитах губернатора, двух конгрессменов и генерала из военного департамента в Вашингтоне.

Мэтт улыбнулся:

— Давно миссис Вильямс в городе?

— Полтора дня, и как будто смерч прошел.

— Где она остановилась?

Федеральный служащий назвал гостиницу, недалеко от той, где Мэтт снял две комнаты, затем косо посмотрел на него.

— Где Аллен?

Мэтт ответил:

— Он приехал добровольно. Да что там, он чуть ли не силком заставил меня привезти его.

— Он подпишет присягу в благонадежности?

Мэтт прямо посмотрел чиновнику в глаза:

— Не могу ничего утверждать, но думаю, что подпишет.

— Мы давно разыскиваем Келли, и тому, что он наконец за решеткой, мы обязаны Аллену. Получив телеграммы от вас и мэра и выслушав ту молодую даму, я предпринял собственную проверку. Ваш парень выбрал подходящее время, чтобы сдаться. Политики в Вашингтоне хотят, чтобы страна скорее излечилась от войны. Сейчас по всей стране проходят амнистии, которые не касаются только подонков вроде Келли. Все, что нужно сделать Аллену, это подписать присягу в благонадежности и дать клятву не нарушать законы правительства.

— С вами приятно иметь дело. Я сегодня же приведу его сюда, — улыбнулся Мэтт.

— Хотелось бы мне снова увидеть ту молодую даму. Весьма настойчивая особа. Даже губернатор отправил телеграмму в Вашингтон, прося за Аллена. — Он покачал головой. — Решительная женщина.

Мэтта кольнуло знакомое сожаление.

— Да, она такая.

Уэйда разбудил громкий стук в дверь. Уже во второй раз. В первый раз портье принес воду для его ванны. Он смыл с себя пыль, грязь и пот, побрился левой рукой, порезавшись только один раз, а потом с трудом влез в брюки, прежде чем рухнуть на кровать.

Просыпался он неохотно. Наверное, это Мэтт Синклер. Уэйд откинул со лба прядь волос и пошел открывать дверь. Увидев гостя, он почувствовал, как у него перехватило дыхание и громко застучало сердце.

В комнату проскользнула Мэри Джо. На ней было платье, которого он раньше не видел, и когда она на него посмотрела, на ее губах играла пленительная улыбка.

А потом ее руки обвили его шею, тогда он обнял ее одной рукой и притянул к себе. Он не знал, почему она здесь, и не хотел знать. Просто она была ему нужна. Очень нужна.

Глаза ее затуманились, губы были в соблазнительной близости, и он наклонился и припал к ним. Поцелуй был жадным, страстным, обжигающим.

— Я соскучилась, — прошептала она, когда их губы разомкнулись.

Его рука гладила чудесные шелковистые волосы, пахнувшие цветами. Уэйд не думал, что вновь когда-нибудь дотронется до них. Он прижался щекой к ее макушке, вдыхая любимый аромат.