Но если действовать этим путем, пройдет целая вечность, пока кто-нибудь в полиции пошевелится. Инга решительно разблокировала замок и открыла дверцу машины. Мобильник она сунула под ночную рубашку, под резинку от трусов — может быть, он еще ей понадобится.

Она сделала первые несколько шагов и едва не упала; ее ноги были как желе. На мгновение у Инги все потемнело перед глазами. Женщина остановилась и глубоко вдохнула. Ей стало лучше. Она снова могла видеть, и ноги тоже стали немного устойчивее.

Машина была для нее словно защитной пленкой, частицей безопасности посреди хаоса, насилия и невероятных вещей, произошедших за последние сорок восемь часов. Ингой овладел неконтролируемый страх, и ей пришлось еще раз остановиться, еще раз глубоко вдохнуть. Пот пробивался через все ее поры. Она уже было собралась опять скрыться в автомобиле, свернуться клубком и ждать утра, ждать, пока не покажутся другие люди… Но тогда, возможно, будет уже поздно. Для Ребекки. А может быть, и для Максимилиана…

Инга сжала зубы и пошла вперед.

1

Дом был таким темным и молчаливым, словно все его покинули. Черные окна, нигде ни лучика света… Ничто не шевелилось. Только деревья вдоль ограды в саду тихо шелестели от ночного ветерка.

Инга приближалась к дому со стороны фасада. Обходной путь через скалы и побережье не улучшил бы ее положение — лишь стоил бы ей времени и сил, которых у нее больше не было. "Да и все равно, с какой стороны я подойду к своей судьбе", — подумала она. Ей так хотелось позвать Максимилиана или Ребекку, но она не решалась на это до тех пор, пока не поймет, что произошло.

Женщина воспользовалась прикрытием деревьев, чтобы подойти к дому. Она прикоснулась к толстой каменной стене и лишь тогда заметила, что во время всего пути через сад она не дышала.

Прямо над ней находилось разбитое окно туалета. Мариус опять закрыл его, но его не составит труда открыть снова, просунув в него руку. Тем не менее Инга хотела сначала попытаться пройти через входную дверь, которая располагалась немного дальше: если она не заперта, то у нее появится возможность войти более тихо.

Дверная ручка нажалась, но дверь не поддалась. Означало ли это, что Мариус все еще не заметил ее исчезновения? Иначе он наверняка выбежал бы наружу, а на обратном пути не стал бы заново тщательно запирать дверь. Возможно, и так. Но все могло произойти и совсем иначе. Он мог сразу выйти через дверь на террасу, поискать ее и снова зайти в дом через ту же дверь.

Бесполезно думать об этом. Инга просто-напросто не знала, как мог повести себя ее муж. Но она не продвинется ни на шаг вперед, если будет постоянно рисовать себе сценарии, к которым внутренне могла бы подготовиться. Она топталась в тумане, и любую картину, что она себе выдумывала, приходилось тут же отбрасывать.

Поскольку Инга испытывала инстинктивный страх перед тем, чтобы войти в гостиную — черт его знает, кто там находится? — она решила все же использовать путь через окно в туалете. Ей было несложно открыть высоко расположенное окно: к счастью, она была довольно рослой. Но намного сложнее оказалось найти в себе силы, чтобы подтянуться вверх на подоконник. Инга огляделась вокруг в надежде найти что-нибудь, что она могла бы использовать в качестве подставки, но ничего не нашлось, да и слишком опасно было задерживаться здесь. Так что все должно было получиться и так. Если бы только не было того ощущения, что все ее мускулы словно растаяли, как масло.

С четвертой попытки женщина поднялась наверх, и ей удалось перекинуть правую ногу внутрь, так что теперь она сидела верхом в оконной раме. Ее сердце колотилось от напряжения, она опять была вся мокрая от пота, а ноги так тряслись, что ей пришлось сделать паузу минут на десять, прежде чем она смогла подумать о спуске. Во всяком случае, ей показалось, что прошло десять минут. Она потеряла всякое чувство времени, и ей казалось, будто все, что она делала, происходило невероятно медленно.

Наконец Инга соскользнула вниз по внутренней стороне окна, приземлилась ногами на унитаз, а оттуда спустилась на пол. Она слишком поздно вспомнила, что там все покрыто осколками стекла — только острая боль в правой ступне напомнила ей об этом. Инга тихо застонала и почувствовала, как теплая кровь засочилась у нее между пальцами. Как будто ее положение и без того не было достаточно печальным, так ей нужно было еще так сильно пораниться!

Она села на унитаз и сделала себе вокруг ступни толстую повязку из туалетной бумаги, на что у нее ушел почти весь рулон. Это было временное средство, которое наверняка долго не продержится, но на данный момент у нее не было другой возможности остановить кровь.

Затем Инга прохромала в прихожую. Здесь тоже не горел свет, но через кухню сюда падал лунный свет, и она могла видеть очертания мебели и ведущую наверх лестницу. Стояла полнейшая тишина.

— Максимилиан? — прошептала женщина. — Ребекка?

Но ей, конечно же, никто не ответил — она почти беззвучно выдохнула эти имена, и даже если б кто-то находился рядом с ней, он не смог бы ее услышать.

Стараясь двигаться как можно тише, Инга прокралась по ступенькам наверх, пытаясь не обращать внимание на режущую боль в ноге и на то обстоятельство, что скудная повязка из туалетной бумаги уже промокла, стала липкой и, видимо, уже окончательно размякла. Может быть, этой ночью она истечет кровью в этом доме, подумала Инга, но решила, что это уже не играет никакой роли.

Наверху тоже нигде не горел свет, и женщина спрашивала себя, кто мог выключить лампы во всем доме. Мариус? Максимилиан? И почему?

Она заглянула в ванную, а затем в маленький рабочий кабинет. При свете луны компьютер сверкал белым цветом.

— Максимилиан? — снова прошептала Инга.

В конце коридора, сразу же возле лестницы, ведущей в гостевую комнату под крышей, располагалась спальня хозяйки дома. Две ночи назад на Ребекку напал в ее спальне Мариус. Здесь разыгрывались главные акты драмы. Здесь Ингу могло ожидать что-то ужасное.

Она медленно, дрожа от страха, приоткрыла дверь.

На полу посреди комнаты кто-то лежал. Женщина услышала тихое, хриплое дыхание — казалось, будто кто-то с трудом пытается сделать хоть один вдох.

— Ребекка? — позвала Инга.

Ответа не последовало. Не было слышно ничего, кроме судорожных попыток вдохнуть.

Инга проскользнула в комнату и присела около лежащего тела. При свете луны она узнала бледное лицо Мариуса, все взмокшее от пота. Его нестираная, вонючая футболка была мокрой, и от нее шел пронизывающий запах крови. Он лежал здесь, в комнате, тяжело раненный, и истекал кровью. Его дыхание было таким, словно он боролся со смертью.

— Мариус, — прошептала Инга и немного приподняла его голову, пытаясь уловить в его лице хоть какое-нибудь движение. Но он, видимо, был без сознания, так как не реагировал ни на что. Женщина осторожно снова положила его голову на пол и взяла его за руку, нащупывая пульс. Тот был слабым и медленным.