Его рука скользнула меж ее ног, пальцы принялись исследовать и поглаживать ее плоть. Она застонала и обняла его за шею.

— Тише, любовь моя, — прошептал он прямо ей в ухо. — Не так быстро.

Он перевернулся на спину и положил ее на себя. Сжал ее ноги своими бедрами и обхватил ладонями ее лицо.

— Я покажу тебе, как это красиво, — сказал он. — Не надо спешить. Нас еще не скоро начнут искать. Тише, любовь моя, не торопись.

Руки его снова отправились в путешествие по ее телу, поцелуи стали легкими, словно прикосновение перышка, дразнящими. Александру охватило желание. И все же она ни на минуту не забывала, с кем она, кто занимается с ней до боли прекрасной любовью. Она понимала, что и он отдает себе отчет в том, с кем находится. Ни он, ни она не закрывали глаз. С его губ слетало ее имя, с ее — его.

И вот он просунул свои ноги меж ее бедер, усадил ее верхом и немного приподнял над своим телом, взял руками за бедра и резко опустил вниз, и она почувствовала его внутри себя.

— Эдмунд, — прошептала Александра, касаясь его губ и сжав его бедра коленями.

— Тише, любовь моя. Медленнее.

Он принялся двигаться в мучительно медленном ритме, и родившаяся в ее лоне горячая волна начала подниматься по спирали через живот и грудь к горлу. Она потеряла чувство времени, мир перестал существовать для нее за пределами ее тела и того мужчины, который породил в ней эти восхитительные ощущения.

Некоторое время спустя он взял ее за плечи и приподнял вверх. Она заглянула ему в глаза, волосы занавесью закрывали лицо.

— Оседлай меня, Алекс, — прошептал он, и она начала движение, уловила его темп, и вот они уже двигаются вместе, в едином ритме, все быстрее и быстрее, ее руки упираются в его плечи, его лежат на ее бедрах.

Но в итоге она все же закрыла глаза и прикусила нижнюю губу. Она вся напряглась от полыхающей внутри страсти, ей хотелось еще и еще. И в то же время каждый ее мускул сжался, стараясь не допустить его в самый центр, где раньше не было никого. Каждый удар отзывался замешенным на боли экстазом, требовал допуска, который она не осмеливалась дать, но без которого не смогла бы жить.

Он безжалостно продвигался все дальше и дальше, она сидела на нем верхом, возвышаясь над ним, сопротивляясь наступлению того момента, который приближался с неизбежностью, страшась, что он вот-вот наступит, боясь, что он может не наступить.

Ее тело открылось ему, расслабилось. И теперь, когда пути назад уже не было, она перестала сопротивляться, снова распахнула глаза и посмотрела на него, позволив ему сломить сопротивление ее мускулов.

И потом поняла, что полностью раскрылась. Противодействие пало, и он остановился на самом краю.

— Алекс, — прошептал он, — спускайся вниз, ко мне.

Она послушалась его, и он поцеловал ее в губы.

— Вот так. — Он уложил ее голову себе на плечо, обхватил ее бедра и решительно проник в нее, раз, другой, третий, пока не достиг самых глубин ее естества, не оказался внутри ее, не стал ее частью, все ощущения, все страхи унеслись прочь на мягких волнах чувственности, пока в итоге не осталось никого и ничего, кроме ее самой и ее возлюбленного, соединенных в едином порыве. Ничто другое не имело значения, да и не существовало вовсе. Только они двое и этот миг, в котором воедино слились и жизнь, и смерть, и небеса.

Александра пришла в себя. Граф обнимал ее и целовал в висок и щеку — а потом и в губы, когда она повернулась к нему лицом.

— Эдмунд, — прошептала она, касаясь губами его губ. — Ты прекрасен.

— Тебе было хорошо. Я так рад, что тебе было хорошо, Алекс. Я хотел сделать тебя счастливой.

Она уткнулась ему в плечо и погладила его по щеке.

— Ты только этого и хочешь от жизни, так ведь, Эдмунд? Сделать других счастливыми. А как насчет тебя?

Он взял ее руку и поцеловал в ладонь.

— Мне тоже было хорошо, не сомневайся, Алекс. Ты отдала мне все, что имела. Никто никогда не делал для меня ничего подобного. Спасибо тебе.

Должно быть, он уснул, поскольку не произнес больше ни слова, а дыхание его стало глубоким и спокойным. Александра не спала. Пресыщенная и удовлетворенная, все еще слитая воедино со своим любимым, она начала обратный путь к своему «я». И отделилась от него мысленно и духовно.

Никто и никогда не отдавал Эдмунду все, что имел. Столько людей уважали и любили его, и все же они только брали. Он слишком много отдавал другим, и постепенно у них сложилось впечатление, что самому ему ничего не надо, что он вполне самодостаточен. Она отдала ему свое тело, и он поблагодарил ее так, словно драгоценнее этого дара и придумать нельзя. И все же несколько часов назад она публично забрала у него этот дар. Она могла бы выйти за него, провести с ним всю оставшуюся жизнь, оказывая ему поддержку, подарив дружбу, понимание, любовь, детей. Но она остановила свой выбор на самоуважении и свободе.

Эгоистка!

Возмездие не заставит себя ждать. Она получит по заслугам. Проведет всю жизнь, вспоминая этот момент, с горечью наблюдая за тем, как он постепенно стирается в ее памяти. Все ее поступки будут выноситься на суд этой ночи любви и гармонии, когда каждый давал и получал взамен, и не выдержат этого сравнения. Для нее счастье осталось в прошлом. Эдмунд проснется, они оденутся и пойдут к дому, может быть, вместе, может, по одному, и на этом все кончится.

Так ей и надо! Она заслужила это. Александра тихонечко повернулась и поцеловала его в шею. Он даже не шелохнулся.

На следующее утро лорд Иден был уже на ногах ни свет ни заря. По правде говоря, он и не спал вовсе. Ему не сиделось на месте, хотелось поскорее отправиться на поиски своего пути, без всяких там традиционных прощаний.

Ему о многом хотелось поговорить с Эдмундом и матерью и в особенности с Мадлен. Слишком много нужно было сказать, и слишком мало времени осталось. Но при этом время все тянется и тянется бесконечной вереницей минут, а слова никак не идут на язык. Так всегда бывает при прощании. Подобные чувства охватывали его, когда он уезжал из дома в школу или университет, только тогда было чуть меньше драматизма. У человека остается всего лишь день, за который так много надо успеть сделать и сказать, и в то же время на него наваливается безразличие и язык как будто отнимается.

Вот было бы здорово щелкнуть пальцами — и он уже на пути в полк, все прощания остались позади. Как только он покинет родной дом, все печали и расставания позабудутся, хотя он, конечно, не перестанет любить тех, с кем разлучился. Но он сможет сосредоточиться на своем будущем, станет заниматься тем, о чем всегда мечтал.

Возможно, ему даже удастся выкинуть из головы свой неудачный роман. Накануне он отрекся от Сьюзен и тем самым разбил себе сердце. Задушил свое счастье своими собственными руками. Какое благородство! Настоящий Дон Кихот, ничего не скажешь. Сьюзен не должна столкнуться с войной и смертью, поэтому ее непременно нужно оставить. И вот она уже помолвлена с офицером, чей полк со дня на день может отправиться в Испанию.