Схема величественно абсурдна. Не говоря уже о заявлении, будто небесные тела живые, любое, даже самое робкое, предположение о разумном устройстве Вселенной звучит странно. Ни один астроном не считает, что луны, планеты, звезды, туманности, черные дыры, сверхновые, галактики служат подтверждением замысла. Телеологии нет места вне рамок биологии. Вселенная просто существует.

Или не “просто”? Стандартная модель физики частиц и стандартная космологическая модель (ΛCDM), которые успешно объясняют устройство Вселенной (на масштабе от 10–21 до 1025 м), содержат около 30 параметров, например массы элементарных частиц и величины трех фундаментальных взаимодействий (электрослабое, сильное ядерное и гравитационное). Многие из них скалярные (т. е. не имеют направления) и принимают произвольные значения (но если они отличались бы от наблюдаемых, Вселенной не существовало бы). Вот два примера. Космологическая постоянная Λ приблизительно равна плотности энергии вакуума, содержащего 1 атом водорода на 1 м³. Квантовая теория гласит, что Λ должна быть существенно больше, но если так, Вселенная расширилась бы настолько быстро, что не существовало бы галактик и тем более человека. Нейтроны примерно на 0,1 % тяжелее протонов: если было бы наоборот, протоны распадались бы на нейтроны и нейтрино, атомы водорода были бы нестабильными, а известной нам химии не существовало. Это проблема точной настройки.

Некоторые физики пытались объяснить проблему точной настройки, применяя слабый антропный принцип, предполагающий, что если физические константы Вселенной были бы иными, то не образовались бы звезды, планеты, не существовало бы разумной жизни и некому было бы обо всем этом задумываться. Да, это верно, но это не решает проблему. Если есть лишь одна Вселенная и небольшое число значений параметров, совместимых с появлением разумных форм жизни, шансы на то, что природа все сделает как надо, поистине астрономические. Аристотель, атакуя Демокрита и ему подобных, пишет: “Они говорят, что животные и растения не существуют и не возникают случайно, а что причина их – или природа, или разум, или что-нибудь другое подобное… нелепо говорить это, видя, что в Небе ничто не возникает самопроизвольно, а в том, что происходит [будто бы] не случайно, многое происходит случайно”. Эмпирические закономерности, приводящие Аристотеля в замешательство, и вопросы, беспокоящие современных космологов, различны, но корень проблем один.

Предположим, что в космосе можно найти признаки упорядоченности, служащей достижению некоей цели (ее наличие служит признаком разумного замысла). Откуда они? На этот вопрос есть лишь три варианта ответа. Первый – апеллировать к милосердному Создателю, устроившему мир именно таким. Подобный ответ удовлетворял Платона и до сих пор устраивает христиан. Второй – апеллировать к бесконечности Вселенной: это снимает вопрос катастрофически низкой вероятности возникновения жизни. Этот вариант принимали Демокрит и Эпикур. Первый вариант можно отбросить. Касательно второго у меня нет готового мнения, хотя ряд космологов считает, что этот ответ верен[217]. Поскольку я биолог, меня более всего устраивает третий вариант ответа. Я говорю о единственном известном механизме рождения порядка из хаоса: естественном отборе.

Я имею в виду теоретические выкладки, на которых построена теория космологического естественного отбора, постулирующая существование целой популяции вселенных. В мультиверсе вселенные размножаются, притом с неодинаковым успехом, и передают свои значения физических постоянных вселенным-потомкам (при передаче возможно возникновение мутаций). Это ни много ни мало космологический дарвинизм, а также простой путь к вселенной, которая в зависимости от функции приспособленности будет иметь любое “нелетальное” сочетание признаков. В рамках одной из теорий мультиверса предполагается, что одни вселенные порождают другие посредством черных дыр. В этом случае число черных дыр в нашей Вселенной (а их миллионы) – ее конструктивная особенность. Вопрос вероятности такой физики не должен сдерживать нас; если принять эту или некую похожую схему, становится очевидно, что естественный отбор среди звезд будет идти. Если так, то ряд свойств Вселенной будет объясним телеологически в той же степени, что и части тела слона, и будет чем-то большим, нежели побочным продуктом материальной необходимости.

У такого космоса имелась бы цель. Здесь Аристотель чувствовал бы себя как дома. И все же он отверг бы селекционистское объяснение происхождения космоса, как отверг бы и идею Творца, и суждения о случайном зарождении. Если бы Аристотеля спросили, как космос получил целесообразные черты, он сказал бы, что это бессмысленный вопрос: космос ничего не получал. Он просто был и всегда будет. Из всех воззрений Аристотеля, пожалуй, это понять сложнее всего.

103

И вот мы приблизили сь к Богу. Я упоминал, что Аристотель считал звезды, людей и даже пчел “божественными”, но стоит воспринимать это лишь как способ описать красоту, интеллект и сложные социальные взаимодействия. Бог даже появлялся на сцене один или два раза под собственным именем, но вам, вероятно, показалось, что его используют как метафору для чего-то вроде платоновского абсолютного блага. Если так, то это, несомненно, моя вина. Я скрывал theos Аристотеля. А может, мне не хотелось показывать, до какой степени наука моего персонажа пронизана религией? Да, я скрывал это. Бог Аристотеля все это время был рядом.

Почему Аристотель считает звезды живыми? Он не предъявляет доказательств. В трактате “О душе” он говорит: “Жизнью мы называем всякое питание, рост и упадок тела”. Но у звезд (и это он отмечает) ничего подобного нет. У них нет органов. Звездам они и не нужны. Да, Аристотель отмечает, что звезды обладают душой и что им нравится на небе, но откуда это известно? Странная позиция для ученого, который столько внимания уделяет половому поведению пчел. Кажется, Аристотель благоговеет перед звездами:

Аристотель благоговеет и перед Богом.

В “Метафизике” есть место, где Аристотель предпринимает попытку археологического исследования религии. Наши праотцы, говорит он, передали нам представление о том, что небесные светила – это боги и что божественное есть в каждом объекте природы. Тем не менее, позднее к этим воззрениям добавились элементы мистики – звероподобные и человекоподобные боги. Но они выдуманы “для внушения толпе”, а еще потому, что они “выгодны”. (Я понимаю это так: народу для поклонения нужны были красивые статуи, а правителям для контроля над народом требовалась религия.) Однако, продолжает Аристотель, следует отделять настоящие “божественные изречения” от более поздних приобретений.