Правда, разрушение может занять довольно продолжительное время – от пары суток до нескольких веков. Создать печать под силу только очень могущественному магу. Сам Саркон однажды создал двухнедельную печать небольшого диаметра и поймал в нее одного из своих слуг. Ради развлечения. Бедняга умолял отпустить его в течение целой недели, жестоко страдая от жажды. Пока не умер.

Саркон трудился тогда над созданием печати почти три дня. Но чтобы создать ловушку за короткое время, да еще не одну, а несколько, громадного размера – на такое, по мнению владыки, способен был только Бог. Разглядывая тонкую вязь символов, Саркон хмурился. Могущество богочеловека впервые вызвало у него трепет. Ради интереса он выдвинул палец и ощупал печать – ее орнамент нес такой мощный заряд энергии, что владыка испугался, как бы его ментальный щуп не увяз в ней, и поспешно отдернул палец.

Саркон решил действовать наверняка. Он оста-, вил богочеловеку возможность резвиться на поле, а сам перенес все усилия на разрушение его личного щита и двинул эвкуса прямиком к полю боя.

Медея почувствовала мощнейший удар сверху.

Купол над ней прогнулся, но выдержал. Она уплотнила его. Давление усилилось. Саркон и не думал отступать. Он твердо решил, что продавит защиту и уничтожит богочеловека. После этого битва пойдет совсем по другому сценарию. Без магического прикрытия богочеловека люди не смогут сопротивляться и двух ударов сердца. Он нашлет на них такой ужас, что они побросают оружие и разбегутся.

Ифриты Саркона придвинулись к линии обороны и принялись раскидывать людей громовыми молотами. Сам он не видел вокруг ничего, продолжая вдавливать ментальный кулак в купол над головой богочеловека. Никогда прежде он не ощущал такого сопротивления, но не чувствовал и такой уверенности. Главное – сломить эту ошибку небесных сил, эту выскочку, которую прислало Белое божество, чтобы оспорить власть Черного начала над миром. Купол подался. Еще и еще немного. Шажок за шажком он прогибался. Колдунья оставила наблюдение за полем боя и кинула все свои силы на поддержание щита. Ее сторонники могли видеть, как она побледнела и погрузилась в землю по щиколотку. Скрещенные руки она держала над головой, закрываясь ими от давящей ее темной на силы.

Воодушевленные присутствием Саркона, джинны снова взяли верх и принялись теснить защитников угнетенного человечества. Люди гибли под ударами громовых молотов один за другим. Многие утратили остатки мужества и обратились в бегство.

Митрохин заметил лежащее от него в двух шагах небесное копье. И понял, что это его шанс. Ему дано исполнить свое предназначение сейчас. Древко легло в ладонь как влитое. Иван Васильевич размахнулся и метнул оружие по дуге, метясь в грудь Саркона. Небесное копье подхватили протянувшиеся к небу голубые нити, и оно понеслось к цели с огромной скоростью. Саркон продолжал спускаться с перевала, продолжая разрушать защиту богочеловека. Взгляд его блуждал далеко. Опасность он ощутил в последний момент. Вскинул голову – и наконечник копья вонзился ему в рот.

Дробя челюстные кости, прошел через горло и погрузился глубоко в тело. Чадо Черного божества повалилось из седла и с глухим стуком ударилось о землю.

Над полем боя послышался отчетливый звук «фюи-ить», это сворачивался энергетический щит.

Ифриты владыки остановились как вкопанные, не зная, что делать. Воины-джинны на поле боя разом ощутили беспокойство. Они уже не бились с тем неистовством, что раньше. В их разум ворвался одной визгливой нотой страх. Медея не теряла времени даром. Войско Саркона дрогнуло.

Митрохин крепко держал магический клинок. Противник, который пару минут назад хотел нанести удар громовым молотом, попятился.

– Вперед! – заорал Иван Васильевич.

Те, кому посчастливилось уцелеть в предыдущей свалке, перешли в наступление. Людям уже довелось отведать крови. Они шли в атаку совсем с иным настроением, чем в самом начале битвы, – они знали, что человек может и умеет побеждать.

По всей линии закипели яростные схватки за каждую пядь земли. Джинны отступали. Некоторые, утратив боевой пыл, кинулись бежать. Другие еще сопротивлялись. Но Митрохин физически ощутил, как угасает их уверенность, как содрогается и провисает защита войска джиннов. И в следующее мгновение она прорвалась. В образовавшиеся бреши устремились воины свободного человечества. Покидающих поле боя джиннов разили стрелами, секли мечами, втыкали в спины копья.

Гулы в спешке разлетелись в разные стороны. Часть их сбилась в клин и напала на людей справа, но лучники и метатели копий быстро расправились с ними. Вскоре битва кипела уже за сосудами. Заключенные в них воины Саркона в ужасе наблюдали, как гибнут их собратья. На склоне холма наступление немного замедлилось, но продвижение армии людей было уже не остановить. Вскоре защитники позиций Саркона обратились в паническое бегство. Магия Медеи вызвала у джиннов дикий ужас. Они вопили, бросали оружие и устремлялись прочь.

В течение получаса все было кончено. Часть людей отправилась преследовать джиннов. Остальные вернулись к реке.

Митрохин ходил вокруг сосудов и скалился.

В схватке он уцелел и даже не был ранен. Пойманных в ловушку врагов рассматривал с довольным видом. В каждом силате ему виделся потенциальный балансировщик, а в каждом ифрите – их немногословный помощник, любитель поджаривать пленникам пятки.

Теперь никто из джиннов уже не рвался на волю. Все они сгрудились в сосудах в молчаливую толпу, наблюдали за победителями, ожидая своей участи. Кое-кто из людей уже предлагал достать их из ловушек и прикончить. Ожидали, что решит богочеловек.

Медея между тем впала в медитацию. Сидела внутри очерченного круга и покачивалась из стороны в сторону. Митрохин наблюдал такое множество раз. Он подошел, присел рядом, за чертой круга, и стал ждать, когда колдунья придет в себя.

«Еще бы, – размышлял он, – после такой победы надо доложиться Белому божеству. Оно, наверное, ее похвалит и от щедрот отвалит медальку какую-нибудь, а может, орден. Носи, дескать, с честью. А что Ваня Митрохин Саркона завалил – так это само собой разумеется. Нас оно даже словом не удостоит».

Медея завершила медитацию только к вечеру.

Вскочила и засмеялась заливисто. Митрохин к тому времени задремал. Смех колдуньи его разбудил.

Он поднял голову и уставился на нее с недоумением. А Медея кружилась вокруг него, радуясь чему-то неведомому.

– Ах, Ваня, Ваня, мы победили!

– Ты не устала?! – вырвалось у Митрохина.

– Он в меня столько сил вдохнул, если бы только знал. Я теперь все могу. Даже больше, чем раньше… – Она схватила Ивана Васильевича за руки и вместе с ним вознеслась вверх.

– Эй-эй-эй, – закричал Митрохин, напуганный, что может сверзиться с высоты. Не хватало еще напоследок, после всех тяжких испытаний, ноги переломать.

– Не бойся, Ваня, я тебя не уроню, – Медея склонила голову, и он подумал, что происходящее больше всего похоже на сон, – я тебя беречь буду.