Если бы Снейп в те дни верил в свои способности, в то, что мастер Моро его поддержит, разве смог бы Дамблдор убедить юного слизеринца отказаться от обвинений?

Альбус всегда был опытным манипулятором. И детьми он манипулировал особенно умело, заставляя их чувствовать себя слабыми и незащищенными. Играя на их страхах, на их надеждах, мечтах. Директор убедил Северуса, что за него, полукровку без звучной фамилии, никто не заступится, если он ввяжется в скандал, обнародует секрет Люпина и попытается обвинить Поттера и Блэка в попытке убийства. И Снейп поверил ласковому доброму голосу, мягкому заботливому взгляду Дамблдора. Поверил, что гриффиндорец-директор не станет обманывать, что он действует лишь во благо, защищая глупого ученика. Поверил, что ради собственного будущего должен помалкивать, а потому с болью и горечью, но дал Непреложный Обет, навсегда похоронивший поступок мародёров в тайне.

А потом Снейп, ближе к сдаче СОВ, узнал, что слишком плохо думал о своем мастере. Тот каким-то образом узнал через изменившиеся письма, что с учеником что-то произошло. Моро не отстал, пока не вызнал все, что только мог, о случившемся, а потом заявился в Великобританию и лично долго ругался с Дамблдором, понося того последними словами.

Уйти из школы Северус не мог, учебу все же стоило закончить, но с того самого времени он особенно остро реагировал на все, что было связано с шайкой Поттера. Его и прежде задевало, что за них заступаются директор и декан Гриффиндора, но теперь разочарование стало особенно сильным, ведь даже после случившегося мародёры не перестали издеваться над Снейпом, будто до них так и не дошло, что их затея при иных обстоятельствах могла закончиться смертью одного из студентов.

Чувствуя себя униженным, но скованным по рукам и ногам Обетом, Северус изо дня в день с гневом смотрел на директора, явно не чувствовавшего себя виноватым за манипуляторские штучки, и скрипел зубами на выходки Поттера с компанией.

День экзаменов стал той точкой, когда юный зельевар потерял контроль и не справился с кипящим в душе зельем из густо замешанных гнева, обиды, чувства унижения, низкой самооценки и невозможности по-настоящему наказать своих обидчиков. И Лили лишь добавила боли, когда так и не заметила разительных перемен в друге, хотя даже мастер уловил это через письма. В итоге весь копившийся гнев вылился в то ужасное ругательство, на которое, как казалось Снейпу, он был не способен. И никакие попытки извиниться не возымели успеха…

С тех прошли годы, Северус стал мастером, нарастил защитный панцирь на сердце, но до сих пор боль не отпускала. И теперь, когда ему напомнили, проявилась.

Помфри уловив перемену в настроении зельевара, осторожно продолжила разговор:

— Да, за последние годы у нас не было студентов, которые проявили бы себя как будущие артефакторы.

— Верно, — признал Филиус. — Хотя бывают студенты, которым в равной степени хорошо даются все необходимые навыки, но за многие-многие годы не было никого, кто заставил бы сплетничать о своих талантах.

— Мне кажется, Джеймс Поттер мог бы стать неплохим артефактором, — задумчиво отметила молчавшая до этого Хуч.

— Да, там был природный талант, — согласился маленький профессор. — Но мальчик никогда его особо не развивал. А ведь половина Поттеров носила звание мастера артефакторики!

— А что Гарри Поттер? — уточнила Спраут. — Лично на моих уроках он весьма прилежен, но я уже сейчас могу сказать, что гербология — не его стезя.

— Думаешь, он мог унаследовать какой-то из семейных талантов? — спросил Филиус. — Все может быть. Все может быть.

— Он много читает, — признала мадам Пинс. — Но его выбор книг все еще меня удивляет. То он читает подшивки газет, то листает выпускные фотоальбомы, то берет книги из все того же раздела с биографиями и дневниками. А сегодня записал на свое имя целых пять весьма объемных монографий по колдомедицине!

— Северус, а ты что скажешь? — спросил Филиус осторожно.

— Пока нельзя судить, — ответил зельевар сухо. — Прошло всего две недели.

«Но меня радует уже то, что этот ребенок, похоже, не склонен к авантюрам и шатанию по коридорам после отбоя», — мысленно добавил он.

— Да, прошло всего две недели, — согласилась Помфри. — Многие малыши лишь через месяц или два полностью осваиваются. Я сужу по тому, когда первокурсники начинают попадать ко мне с чем-то посерьезнее простуды.

— Благостное время, — хохотнул Флитвик. — А потом они начинают устраивать дуэли в коридорах, суются туда, куда не следует…

— А в этом году еще и этот коридор… — простонала Помфри. — Я все еще не понимаю, о чем думал Альбус, когда затевал все это?! Это ведь школа!

«Но только не для Альбуса Дамблдора, — фыркнул про себя Северус. — Этот человек уже давно считает школу своими личными владениями, где только он царь и бог, а дети — его подопытные, пешки в игре. Даже преподаватели. Даже Поттер».

— И не говори, — согласилась Помона. — Мне вчера нажаловалась Хельга, староста из моих, что застукала парочку барсуков, когда те пытались покинуть гостиную после отбоя! А Минни призналась, что ее близнецы добрались до коридора на третьем этаже нынче ночью!

— Скоро студенты устроят настоящее паломничество, а мы ничего не можем сделать! — возмутилась колдоведьма.

— Я установил на двери опознающие чары, — вклинился в беседу Северус, — так что теперь можно легко определить, кто и когда пытался проникнуть внутрь. Пока это все, что я смог сделать. Директор отказывается накладывать на дверь достаточно мощную защиту, мотивируя это тем, что Хагриду необходим доступ в запретный коридор.

Снейп поморщился, вспомнив ту тварь, которую лесник приволок в школу. Трехголовая псина не вызывала у зельевара никаких положительных чувств. И в надежность такой защиты он тоже не особо верил.

— Будем надеяться, нам удастся вразумить Альбуса до того, как кто-то пострадает, — хмуро прошептала мадам Помфри.

Никто на это не возразил, но по глазам зельевар видел, что кроме собравшихся не все в школе столь категоричны к нововведениям директора. И это может создать проблему, если преподаватели и персонал попытаются настоять на своем. Все знали, что МакГонагалл доверяет Дамблдору больше, чем себе, и готова сделать