— Тоннель подземный, — объяснил Лето, направляя лодку в противоположную сторону, — мы проплывем прямо под городом. Это безопасно, пока Железная башня не откроет шлюзы. Но когда она их открывает, здесь все заливает под потолок.

Голос аквилейца гулко отдавался во влажных сводах тоннеля, светлое пятно входа маячило все дальше, лодка направлялась в кромешную тьму.

— Если тюрьма вдруг сбросит воду, мы утонем, как котята!

— Не-а, не будет этого.

— Откуда такая уверенность?

— А кто прикажет? Сдается мне, что мы везем главного начальника Железной башни! Хорошо, что с собой взяли.

— Какая здесь вонь…

— А ты что хотела? Посмотри в воду: кровищу видишь? А кишки? Тут всего полно, что в пыточных сгнить не успело!

Девушка поежилась. Не все так буквально, как сказал Лето, но близко к истине. Канал постепенно брал левее. Стало темно, хоть глаза выколи. Аквилеец перестал грести и защелкал огнивом, засветив жалкую свечу. Потом приподнял бесчувственного Эверона, прислонив к борту.

— Я его выброшу, Алис, и даже не спорь. Арий мигом захлебнется, не успев в себя прийти. Сама рассуди: он добровольно с нами не пойдет. Огребем лиха — и только.

Алиссен молчала. По сути, ее друг прав: избавившись от Эверона, они минуют множество проблем. Вдвоем проще, чем с таким опасным спутником. Лето подтянул ария к краю лодки. Рука Эверона свесилась вниз и беззащитно заплескалась раскрытой ладонью в мутной воде.

— Лето, нет!

Она едва успела остановить аквилейца, бросившись вперед и опасно раскачав лодку.

— Алис, Алис! Одумайся!

— Ты ничего не понял! Он сражался с Кеоданом!

— Я мало что слышал, наблюдал только, но думаю, что у них свои счеты, Алиссен.

— Отчасти так. Но Моргват не стал меня спасать, а Эверон рисковал своей жизнью!

— А насчет Моргвата у меня особый разговор будет! — неожиданно зло высказался Лето, — и если ты не разрешаешь выбросить ария, то меч этого подлеца точно пойдет ко дну!

Лето хотел схватить оружие архонта, но Алиссен наступила на него ногой.

— А вдруг Моргват не смог прийти на помощь?

— А вдруг ты наивная дурочка? Он и не собирался! Как только тебя заперли в Железной башне, твой любезный Моргват потрусил к пристани вызволять свою лошадь, еще и порадовался, что ты ему фору могла дать, понадеявшись на свое спасение и не сразу рассказав — кто он и зачем в Велеград наведался! А с тех пор его и след простыл!

— Не может быть!

— Так и было! Не веришь?

Лето говорил с искренним негодованием.

— Верю… Но меч оставь. Мы его продадим.

Алиссен притихла, прислушиваясь к ноющей боли в ребрах. Она или что-то себе сломала, падая с помоста, или просто сильно расшиблась. Лето взял было весло, но бросил и завозился с веревкой на носу лодки.

— Вот. Свяжем ария. Откуда мы знаем, что ему взбредет в голову, когда очнется?

— Да, правильно. Давай, помогу, подержу ему руки.

— Спереди, Алис.

— Почему? Сзади надежнее!

— Как долго ты его в пленниках водить планируешь, а? Допустим, я штаны мужику расстегну, так и быть, но держать хозяйство не намерен! Ты поняла мою мысль?

— Вполне!

Эверона связали. Девушка с удивлением уставилась на свои ладони, ставшие алыми.

— Он ранен?

— Сплошь и рядом, но неглубоко. Так, царапины. Правой руке сильно досталось, в которой меч был, а левой он от магии Кеодана ветром оборонялся. Вот, глянь, и в шее эта дрянь!

Аквилеец повернул голову Эверона набок и выдернул металлический шип.

— А во мне ни одного нет.

— Повезло, значит. Торопиться не будем, нам бы темноту застать, чтобы на другой берег Ракхайна незаметно перебраться. А дальше — в бега. Ты отдыхай, будет неладно, я разбужу.

— Ты очень хороший, Лето.

— Я обычный.

Лодка плыла в вонючей темноте тоннеля. Алиссен прилегла на корме, закрыв глаза, но она не спала. Так Эверон хотел свободы? Тогда кем он считает ее — пропуском в другую жизнь, последним звеном между сферой с душой и Моргватом? Или все сложнее? Кроме ария, никто не ответит.

В раскрытые окна кабинета долетал стук молотков и запах распиленного дерева — на верфи шло строительство. Впервые за последние три года Эдельс готовился спустить на воду новый корабль. Это стало возможным благодаря загадочному молчанию Архоны, прекратившей истеричные требования денег. Многие лета Гариан ванн Эдельс управлял большей половиной города, портом и судостроительной верфью, а с 3215 года у него появились дополнительные две руки, а, самое главное — умная голова старшего сына Эверона, до срока вернувшегося с военной службы. Молодой человек сидел за столом, погруженный в расчеты, и лишь мельком взглянул на отца, заглянувшего в контору в неурочное время.

— Мать очень просит тебя отобедать сегодня с нами.

— Передай леди Виолетте, что я поем здесь. Мне некогда, — невозмутимо отказался Эверон.

Сир Гариан вздохнул и сел в полукресло напротив. Вот уже двадцать лет, как его вторая жена доказывает свою любовь к мужу и преданность дому ванн Эдельсов, она родила троих сыновей и дочь, но завоевать расположение Эверона так и не смогла. Спокойное равнодушие — вот и все, чего она добилась. Да, еще — официальное обращение «леди Виолетта».

— Я сам тебя прошу. К нам прибыл высокий гость из Аверны.

— Из Аверны? Кто и зачем?

— Святой отец Демерий. Он хочет лично благословить всех моих сыновей.

Эверон оторвался от своего занятия и непонимающе посмотрел на отца:

— Священник? Я обойдусь.

— Сын, он не просто священник. Он — арий и глава церкви.

— Что?!

— Да. Демерий говорит, что трон севера пуст уже год, королева умерла, а война закончена.

— И с такими речами ты принимаешь его в нашем доме?

Столетняя война стала для семьи огромным бременем, но как бы тяжело не приходилось, ванн Эдельсы всегда знали, что северный престол не оставит их в беде. Сначала они опирались на авторитет Фелана, а когда Создатель призвал архонта к себе, королева Амаранта обеспечила поддержку Эдельсам в Совете Архоны. Время от времени столица требовала денег, но не в таких масштабах, чтобы разорить. Завершение войны поражением означало лишь одно: северные феодалы рискуют потерять все — от титула до состояния.

— Я видел официальную бумагу, подписанную королем Родериком — правление Амаранты I закончено в 3214 году. Эймар стал единым государством.

— Эдельс никто не завоевывал, отец!