Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, – ответил Ирби.
– Давай, вали уже, – махнул на подчиненного профессор, придвигаясь ближе к столу.
– Не подавитесь, босс, – иронично ответил парень, пятясь. – И закусывайте чаще.
– Без сопливых.
Ромио поставил стаканы рядом, взял склянку и осторожно плеснул в них содержимое. По комнате ощутимо разлетелся запах крепкого спиртного.
– Ты не обижайся, если я как-то грубо иногда, – обратился Тодосийчук к Ирби. – У нас тут как на пиратском шлюпе, управляемая анархия. Пусть мои олухи выглядят как сборище растаманов, но за дело жизнь отдать готовы. Видела имена в шлюзовом? Девять фамилий, девять замечательных ученых. За каждым – открытие, сенсация. И каждый бился до конца… Бери.
Он взял стакан двумя пальцами, указал подбородком на второй.
Ирби осторожно принял угощение, принюхался. В носу прострелило, на глаза навернулись слезы.
– Поэтому к черту субординацию, Женя. Живем как удобно, отдыхаем как можем, работаем как воюем. Будем! Не чокаясь.
Он залпом выпил, не поморщившись, проглотил.
А вот Ирби закашлялся, когда обжигающая жидкость перехватила дыхание и лавовыми ручьями покатилась по пищеводу. Но уже через секунду, торопливо жуя рыбу, он ощутил умиротворяющее тепло в животе и груди, ясность и легкость в голове.
– А, как? – вопросительно дернул бровями ученый. – Котя у нас тут самый лучший самогонщик. Одно слово – врач.
– А почему тогда оптику настраивает?
– Потому что умеет. Ладно, давай за едой и пообщаемся, – профессор взялся за приборы. – Так чего прилетела-то в такую даль?
– Плановая проверка…
– Ой, я тебя умоляю! Какая проверка? Мы тут настолько секретные, что нас для одних вообще не существует, а для других у меня прямой набор на вифоне. И раз ты, милаха, сидишь здесь, то ты либо шпион, либо та, которой позволено здесь быть. Так кто ты, Женя, м?
Ирби напрягся, прикидывая, как удобнее и быстрее ликвидировать профессора.
Но Ромио не выглядел напряженным или озабоченным, он просто разъяснял положение дел. Он с хрустом жевал салат, разливая спиртное по чашкам.
– Не отвечай, мне плевать, – Тодосийчук поморщился. – Пусть за секретность голова болит у компетентных структур, а я наукой занимаюсь. Давай, за интеллектуальную свободу.
Подняли стаканы, выпили.
– Ух, Котя, – нос у Ромио покраснел. – Сказочник…
Крякнул, закусив рыбой, исподлобья посмотрел на Ирби.
– Тут не до глупой секретности, Женя, тут краеугольные научные законы опровергаются. Моя станция вот-вот развалится, мои люди сходят с ума от попыток осознать бесконечность, я сам словно Суворов ползу через Альпы всем наперекор, – Ромио пальцами изобразил идущего вверх человечка. – Я зачастую негуманен и неэтичен, как в общении, так и в экспериментах, но иначе не получается. Зато плодами моих трудов кормится несколько институтов, хотя никто не хочет знать каким образом они получены. И как думаешь, есть ли мне дело до того, что именно они там пытаются засекретить?
Ирби не сдержал ухмылку. Знал бы профессор, что практически в точности описал его самого.
– Что, слишком пафосно? – Ромио понял его ухмылку по своему. – А я на меньшее не согласен, имею право.
– Тогда тут тебе с твоим эго самое место, – ответил улыбкой Ирби. – Как раз между «черной дырой» и Язвой.
– Язвой, – передразнил профессор. – Назвали же.
– Она действительно настолько опасная, как о ней говорят?
– Кто говорит?
– Хотя бы Нго Фанг.
При упоминании имени чиновника Тодосийчук искривился, словно Ирби рассказал дурную шутку.
– И что он тебе сказал про Язву? – едко уточнил ученый.
– Что она растет, что быстро распространяется. Что несет угрозу обитаемым мирам.
– Остолопы, – неприязненно выпятил губу профессор. – Из-за таких, как он, мы триста лет лечили рак пиявками.
– Что же, Язва не опасна? – нахмурился Ирби.
– Крайне опасна, как герпес на звездолете. И также быстро распространяется.
– Так в чем тогда не прав Нго Фанг?
– Как всегда – в понимании сути вещей. Видишь ли, Женя, это не Язва растет, это наш мир распадается.
Он взял салфетку, выудил из салатница небольшой кусок огурца и провел им несколько раз по бархатной бумаге.
– Вот так видят Язву эти бестолочи, – Ромио кивнул на образовавшиеся капли и полосы. – Они впустую тратят деньги и средства на борьбу с этой грязью. Но все впустую, потому что…
Он взял салфетку и проделал в ней дырку вилкой.
– Потому что вот так Язва выглядит на самом деле, – закончил он, глядя на Ирби сквозь образовавшееся отверстие.
– Почему же тогда Нго Фанг и другие утверждают обратное?
– Для проверяющего ты слабо разбираешься в реалиях ученого сообщества, – беззлобно пожурил профессор. – Там же чисто серпентарий, каждый готов за лишний процент финансирования соседу голову откусить. А финансирование дают под конкретную работу, либо под ее видимость, кипучую и бурную. А здесь какая работа?
Ромио потряс дырявой салфеткой.
– Никто пока что восстанавливать временно-пространственную материю не научился, – пояснил он. – И под столь непонятную задачу денег никто не даст. Финансы, Женя, любят конкретику. А то, что через пару сотен лет нас всех одной доской накроет, так то пусть следующие поколения суетятся.
Профессор смял салфетку в комок и бросил ее в наполненную алкоголем чашку. Биоактивная бумага съежилась, начала распадаться и вскоре исчезла без следа. Профессор взял чашку и выпил, не мигая глядя на Ирби.
– Я долгое время изучал Горизонт, – выдохнул он горький аромат. – Поэтому могу позволить утверждение, что он есть тонкая многомерная кожица нашего мира, отделяющая нас от неизведанного. Наша Вселенная – распухающий со времен Большого взрыва пузырик в бокале шампанского. Таких пузыриков много, они парят, толкаются. Иногда лопаются.
Ромио щелкнул пальцами.
– Прямо как мы сейчас.
– Что ты имеешь в виду?
– То и имею, Женя. По каким-то причинам материя нашего мира разрывается. Может из-за достижения максимального объема, может из-за столкновения с другим пузырьком. В любом случае, целостность нарушена и нас теперь заливает.
– Чем заливает? – Ирби немного запутался в сравнительных образах Ромио.
Профессор меланхолично пожал плечами:
– Я не знаю. Судя по всему, пресловутыми DEP-частицами.
– Речь о «нулевых» частицах?
– Ты действительно хочешь в это углубляться?
– Поясни. Кратко.