Под вагоном заскрипели тормоза. Здесь они пели как-то необычно громко и протяжно, словно струнный квартет настраивал перед концертом свои инструменты. В тамбуре хлопнула дверь. Через окно коридора донесся шум катящихся тележек и протяжные крики: «Чемода-аны кому нести, чемода-аны!» – «Таксо недорого в любой конец, кому надо!» – «Свежие новости! Все утренние газеты! Покупайте свежие новости!»

В открытую дверь купе заглянул Ступин.

– Ну вот, поздравляем с благополучным прибытием.

– Интересно, а какую машину за нами пришлют? – поинтересовался Виктор.

– «Адлер» из гаража имперской канцелярии. Но мы поедем на метро.

– Почему на метро?

– Потому что этого никто не ждет. Все, начинаем движение.

Их действительно никто не ждал. Они очутились в потоке людей с чемоданами, баулами и корзинами, и Виктор понял, что тут надо держаться рядом и не отставать.

– Крряса-авица! Няр-р-родна-я! – раздался чуть позади голос человека, явно не проспавшегося. На голос навстречу поспешил полицейский в белой форме. Виктор чуть было не обернулся, но тут же подумал: «А вдруг это провокация? Внимание отвлекают?.. Черт! Откуда здесь советская песня? Может, это знак? Из второй реальности? Или даже первой? Альтеншлоссер говорил, что если ФСБ может перебрасывать людей, то это вряд ли скажут…»

Он скосил глаза вправо, насколько это возможно, и тут же остолбенел.

Прямо перед ним на рекламном щите висела огромная афиша с Орловой и Ильинским и красными курсивными буквами по дуге: «Волга-Волга».

Ниже было написано помельче: «Ярчайшая комедийная картина в кинотеатре «Россия». Теперь в цвете!»

«Я брежу. Они ее компьютером раскрасили? Или… или это знак? Как в «Месте встречи изменить нельзя»? Ну да, там же фотка, где киноактрисы висели… А где дверь? Где скрываться? Там одна стена. Может, за холстом, как у Буратино?»

– В чем дело? – подскочил Ступин.

– Оно… оно цветное?

– У вас редкость цветное кино?

– У нас – нет, а…

– Не задерживаемся, объясню по дороге.

Если это был знак, то момент был явно упущен.

«Дурак. Раззява. Кто знает, куда они тебя тащат…»

Вход в метро был прямо с платформы, через тоннель. Виктор двигался в общем потоке.

– Вы разве в газетах не читали? – говорил пристроившийся чуть сзади Ступин. – Это же грандиозный эксперимент по системе Максвелла и Прокудина-Горского. На специальную широкую пленку снимают одновременно три кадра через светофильтры. Потом при проекции тоже пропускают через светофильтры. Оборудовано пока только несколько кинотеатров в Москве, Питере и Киеве. Остальные будут смотреть черно-белое на обычном оборудовании. Стоит уйму денег, но Александров убедил наверху, что этот иллюзион окупится. Кинокритики в шоке. Писали, что цвет превратит экран в лубок. Александров говорит, что фильма – эстрадное ревю и оно должно быть красочным…

Виктор хотел полюбопытствовать, где теперь кинотеатр «Россия», но, подумав, счел это сейчас не столь важным. На всякий случай он стал чаще вертеть головой на предмет необычных вещей и явлений.

Станция – называлась она «Киевский вокзал» – оказалась неглубокого заложения и без эскалаторов. Перед лестницей, вместо привычных автоматических дверей с турникетами, чем-то напоминавших Виктору роботов из довоенного кино «Гибель сенсации», были контролеры, а билеты брали в кассах вдоль стены. Но их без слова пустили по удостоверениям.

Внутренний вид тоннелей и станции оказался для Виктора ничуть не меньшей неожиданностью, чем цветное кино. Вместо подземных дворцов было что-то похожее скорее на вокзальные переходы: сводчатые тоннели, обложенные кафельной плиткой ромбиками с незатейливыми геометрическими орнаментами. На станции не было колонн; просто огромный сводчатый зал, желтовато-золотистый потолок которого был подсвечен мощными лампами со стоящих на платформах чугунных торшеров. При этом посреди зала были пути, а платформы, наоборот, по краям. На закругленных стенах отделочной плиткой шоколадного цвета были отмечены места для рекламных щитов.

– Ну как? Строить начинали еще при Республике. Сейчас вышел указ, что на новых линиях надо шире использовать классический стиль, дабы каждый рабочий по пути на завод чувствовал себя живущим во дворце.

В зале было шумно и до прибытия поезда. Бродили одетые в разную форму папиросницы, газетчики и другие мелкие лотошники. Пассажиров в общем-то было меньше, чем торговцев.

Вскоре дежурный ударил в колокольчик – насколько знал Виктор, в его реальности этого железнодорожного атрибута в метро никогда не было, – из тоннеля завыло, и к платформе подкатил поезд, только не привычный сине-голубой, а желто-красный, как трамваи. Вид у вагонов был не обтекаемый, а какой-то угловатый, были они в заклепках и вообще чем-то напоминали длинные металлические гаражи со слегка дугообразной крышей и прямоугольными окнами и дверями. Кстати, дверей на вагон было всего три, а не четыре, но то ли так было уговорено с машинистом, то ли стали они так удачно, только крайние первого вагона оказались точно напротив их группы: Виктор ждал, когда они откроются, но эти двери почему-то оставались закрытыми, хотя в другие уже началась посадка.

– Растерялись? – следовавший за ним Ступин вышел из-за спины и нажал кнопку слева, на которую Виктор поначалу не обратил внимания. Створки зашипели и разъехались в разные стороны.

– Понимаете, – ответил Виктор, когда они уже очутились внутри и сели на лавку, – в нашем метро они сами открываются. Автоматически.

– Возможно. Это вагон фабрики Оренштайна и Коппеля, заказали их где-то лет десять назад. Развивает до шестидесяти километров в час.

Внутренний вид вагончика тоже был под стать трамваю: деревянные лавочки из планок поперек вагона, стены были отделаны фанерой и желтым линкрустом. Двери шумно вздохнули и захлопнулись сами. Вагон чуть дернуло, под полом зарычали зубчатые колеса, и поезд, неспешно ускоряясь и покачиваясь, заскользил вперед.

– Не люблю ездить в моторных, – поморщилась Лена, – все обычно стараются сесть в прицепные, там тише.

– Поэтому мы и едем в моторном, – заметил Ступин.

Пока Виктор осматривает вагон фабрики Оренштайна и Коппеля, автор, пользуясь случаем, заметит, что читатель, к сожалению, так и не узнает, кто же такой был Хуммель и что с ним потом стало. Когда писатель выдумывает историю, в ней обязательно должны быть законченные сюжетные линии. Линия зарождается, развивается логически и находит свое завершение. А в реальной жизни так не бывает. Вот жил рядом с вами, положим, какой-то человек, а потом уехал, и никто дальше о нем не знает. А додумывать чужую реальность, если в ней не побывали наши историки, как-то, согласитесь, странно. Да и после историков реальность часто яснее не становится, даже своя.

– А в цветном кино сняли теплоход «Император Владислав»?