Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они молчали, пока мисс Ли не без изумления раздумывала над фантастической схемой, изобретенной Фрэнком для поиска жены.
— И что же вы собираетесь делать теперь? — осведомилась она.
— Сказать вам? — Он отбросил легкомысленную манеру, которая не позволяла собеседнику понять, говорит он серьезно или специально несет чепуху, и наклонился вперед, уперев квадратный волевой подбородок в руку и устремив ровный взгляд на мисс Ли. — Я думаю, что все брошу.
— И что, скажите на милость, вы имеете в виду?
— Я размышляю над этим уже несколько месяцев и за последние две недели постельного режима сопоставил все «за» и «против». Я отправлюсь домой отчасти для того, чтобы поддержать свою семью. Вы знаете, мой отец трудился год за годом, откладывая каждое пенни, чтобы я мог получить лучшее медицинское образование и тут же заняться консультацией пациентов и не волноваться о заработках на хлеб насущный. Он знал, что я долгое время буду получать совсем мало, но твердо решил дать мне шанс. В Ферне не хватает врачей, и за тридцать лет у него ни разу не было отпуска. Я хочу узнать, переживет ли он, если я скажу ему, что намереваюсь оставить профессию.
— Но, мой дорогой мальчик, вы понимаете, что собираетесь отказаться от блестящей карьеры? — пришла в ужас мисс Ли.
— Я тщательно все обдумал. Полагаю, никто из моих сокурсников на медицинском факультете не получил столь блестящего шанса, как я. Удача всегда была на моей стороне. Я попал на постоянную должность в больнице Святого Луки после смерти человека, стоявшего надо мной, и стал ассистентом терапевта в весьма юном возрасте. У меня есть друзья и связи в свете, так что скоро я приобрету богатых и важных пациентов. Со временем, осмелюсь предположить, если продолжу в том же духе, я смогу зарабатывать от десяти до пятнадцати тысяч в год, получу назначение на должность королевского терапевта и в конце концов даже титул баронета. А потом я умру, и меня похоронят, и я оставлю после себя довольно большое состояние. Вот карьера, которая меня ждет: в будущем я вижу себя тучным и самодовольным человеком, лысоватым, с часами на толстой цепочке, в ладно скроенном сюртуке и с учтивыми манерами модного специалиста. Я буду гордиться своими лошадьми и с удовольствием рассказывать смешные истории о знатных персонах, которых буду лечить от переедания.
Он замолчал, глядя прямо перед собой, словно смотрел на воображаемого сэра Фрэнсиса Харрелла, который напыщенно расхаживал по комнате, холеный и благополучный, купающийся в почестях. Мисс Ли, глубоко тронутая его душевным волнением, проследила за этим его презрительным взглядом.
— Но мне кажется, что в конце концов я могу оглянуться, невыносимо утомленный собственным успехом, и сказать себе: несмотря ни на что, я не жил по-настоящему ни одного дня. Мне сейчас тридцать, и юность уже ускользает: неискушенные студенты-первокурсники думают, что я уже вполне зрелый мужчина, а я еще не пожил. У меня было время лишь на работу… И подумать только! Я работал как дьявол. Пока мои однокурсники проводили вечера на попойках и в варьете, буянили и напивались, или занимались любовью с красивыми распутными женщинами, или играли в покер в предрассветные часы, беспечные и с легким сердцем, я сидел и работал, работал, работал. Теперь они по большей части успокоились и стали трезвыми унылыми врачами общей практики, достойными членами общества и удачно женились.
И глупец сказал бы, что я получил свою награду, поскольку я успешный и даже в некотором роде выдающийся специалист, в то время как они за свой разгульный образ жизни будут расплачиваться до конца дней своих и никогда не смогут оторваться от глупейшей посредственности. Но порой, должно быть, каждый их нерв трепещет, когда они оглядываются на эти славные дни веселья и свободы. А мне нечего вспомнить, кроме постоянной учебы и труда над обретением знаний. О, будь я мудрее, я пустился бы во все тяжкие вместе с ними! Но я был лишь добродетельным занудой. Слишком много работал, был слишком образцово-показателен, а теперь моя молодость уходит, а я так и не познал ни одного из ее глупых удовольствий. Моя кровь кипит от желания устроить восстание, совершить горячий, сумасшедший и безрассудный поступок.
Вся эта медицинская жизнь оказалась не такой, как я воображал, — всеобъемлющей и многосторонней. Она извращена и очень узка. Мы видим лишь одну сторону предметов. Для нас мир — это больница, где есть только нездоровые люди, и мы приучились смотреть на человечество исключительно с точки зрения заболеваний. Однако человек мудрый думает не о смерти, а о жизни и не о болезни, а об укреплении здоровья. Болезнь — по сути, несчастный случай, а как можно вести нормальную жизнь, если постоянно приходится иметь дело с отступлением от нормы? Я чувствую, что не хочу никогда больше видеть больных людей. Не могу ничего с этим поделать: они приводят меня в ужас и вызывают отвращение. Я думал, что смогу углубиться в науку, но и это кажется мне ненужным и утомительным. Учеными должны становиться люди с характером, отличным от моего. Для многих мир и его прелести ничего не значат, но меня раздирают страсти — яростные, жгучие страсти. Мои чувства накалены до предела, и я хочу жить. Жаль, что жизнь — это не какой-нибудь спелый фрукт, тогда я взял бы ее в руки и, разломив на части, съел кусок за куском. Как можно требовать, чтобы я сидел за микроскопом час за часом, когда у меня в венах кипит кровь, а мускулы дрожат в жажде простого ручного труда?
В чрезвычайном возбуждении Фрэнк вскочил и принялся расхаживать по комнате, выдувая облака табачного дыма. Мисс Ли пришла на ум старая басня о стрекозе и муравье, и она подумала, что приближение осени так же повлияло на муравья, когда он принялся разглядывать свои тщательно собранные запасы. Вероятно, он тоже с горечью завидовал стрекозе, которая провела славные дни за ленивым пением, и в
