— Это несерьезно, — возразил Николас — Ты должна реально смотреть на вещи.

— Реально смотреть на вещи? — воскликнула Юкио. — А что я, по-твоему, делаю? Там, — она указала рукой на север, откуда они приехали, — у меня ничего нет. Ни любви, ни жизни. А на юге, в Кумамото — что там? Сайго. Сайгой его проклятые тайны. Мне от этого тошно.

Они поравнялись с уличным торговцем. Николас подошел к нему и вернулся к Юкио с двумя бумажными стаканчиками тофу в сладкой коричневой глазури и деревянными ложечками.

Юкио посмотрела на стаканчик, потом на Николаса.

— Что с тобой? — спросила она.

Налетел сильный порыв влажного ветра с моря, и она отбросила волосы с лица; несколько прядей прилипли к мокрому уголку ее губ.

— Ты обращаешься со мной как с ребенком, утешаешь меня сладостями. — Юкио выбила стаканчик из его протянутой руки. Стаканчик упал на землю и расплылся бесформенным бело-коричневым пятном. — Каждое утро я просыпаюсь в надежде, что вся моя прежняя жизнь окажется сном. Но это не сон. Понимаешь? А теперь мне не хочется уезжать отсюда. — Николас медленно двинулся вперед. — Николас, прошу тебя. — Юкио шла согнувшись — то ли от ветра, то ли под грузом своих чувств; скорее всего, и то и другое. — Умоляю тебя — останемся здесь. Я не хочу ехать на Кюсю.

— Но почему? Ты с самого начала знала, куда мы едем. На что ты рассчитывала?

— Не знаю, — ответила она печально. — Я не заглядывала так далеко вперед. Я не такая, как ты — я никогда не строю планов. Просто я хотела быть с тобой...

Юкио поднесла ладонь ко рту и широко раскрыла глаза, отворачиваясь от него и наклоняясь к земле.

— Юкио...

— Оставь меня. Я сама не знаю, что говорю. Николас отбросил свой стаканчик и обнял ее за плечи.

— Ничего не понимаю, — сказал он. — Объясни мне, что с тобой.

— Ты прекрасно знаешь, — проговорила она не оборачиваясь, — что я не могу.

— Юкио, — он сильнее притянул ее, — ты должна мне сказать.

— Я не могу. Не могу. Николас повернул ее к себе.

— Ты можешь. — Он смотрел в ее большие испуганные глаза, из которых готовы были брызнуть слезы. — Тебе будет легче, если я скажу?

— Да. Нет. Не знаю. — Юкио поняла, что он имеет в виду.

— Я люблю тебя, — сказал Николас. — Не знаю, когда я это понял. Я...

— Нет! Нет! — взмолилась Юкио. — Не говори этого. Прошу тебя. Я этого не вынесу...

— Но почему?

— Потому что, — лицо ее казалось перекошенным от ярости, — я тебе верю.

Николас чуть было не рассмеялся от облегчения.

— Разве это так плохо?

— Ты не понимаешь? — Лицо Юкио было совсем близко от него, — Я чувствую, что сейчас умру. Я не готова...

— Неправда! — Николас встряхнул ее так, что волосы упали ей на лицо и задрожала нижняя губа. — Просто ты этого не знаешь.

— Я не могу.

Юкио почти рыдала. За их спинами раздалось мерное гудение лодочного мотора, и их ноги ощутили вибрации. Все вокруг окутывал густой туман, и Николас не видел даже того места, где, наверное, по-прежнему стоял торговец и продавал сладкий тофу.

— Я связан обещанием. — Николас решил переменить тему. — Я сказал, что приеду.

— Но ты имеешь право передумать. Никто не заставляет тебя туда ехать. — В голосе Юкио звучала мольба.

— Я обещал это самому себе, — мягко возразил Николас. — Я должен узнать, что Сайго делает в Кумамото.

— Но почему? Почему это так важно? Какое это имеет значение для нас с тобой? Почему ты не можешь просто выбросить это из головы? Такой пустяк.

— Нет. — В его голосе слышалось отчаяние. — Это совсем не пустяк.

Николас не знал, как ей это объяснить. Как, если он не был уверен, что может объяснить самому себе?

— Это все из-за того поединка в додзё, — уверенно сказала Юкио. — Вы вцепились друг в друга, и ни один не хочет отпустить. Но вы же оба погибнете! Кто-то должен отступить... Почему не ты?

— Это вопрос чести.

Николас сам внезапно это понял, словно солнце поднялось из-за горизонта и его первые лучи взорвали ночной мрак.

— О, не надо говорить о чести, — резко остановила его Юкио. — Это давно уже вышло из моды.

“Как плохо она понимает жизнь”, — подумал Николас.

— Для некоторых из нас это никогда не выйдет из моды.

— Для самураев, — язвительно уточнила Юкио. — Для лучших сынов Японии, которые без колебаний вступают в бой и мечтают умереть смертью героя. — Она хрипло рассмеялась. — Так кому из нас не хватает чувства реальности? Вы оба — ты и Сайго — бешеные псы, которые не успокоятся, пока не перегрызут друг другу глотки.

— Но между нами есть разница, — заметил Николас — Большая разница. Сайго ненавидит во мне смешанную кровь; он не может смириться с тем, что я — человек с отвратительными европейскими чертами — люблю Японию, что я могу хоть в чем-то его превосходить, особенно в таком важном деле, как будзюцу.

— А почему это, черт побери, так важно? Что общего имеет будзюцус жизнью, с чувствами...

— Как раз тебе-то и следовало это знать. — Николас сразу же пожалел о своих словах. Он увидел выражение лица Юкио и протянул ей руку. — Извини. Ты же знаешь, я не хотел...

— Нет, Николас, ты хотел сказать именно это. И наверное, ты прав. Последние дни я была напугана, и ты видел, как я себя вела. Ты разбудил во мне чувства, на которые я была неспособна — так я всегда думала. Я и теперь еще... иногда мне хочется убежать от тебя и спрятаться навсегда. Я спрашиваю себя: можно ли ему верить? Может, ему нужно только мое тело? Но тогда я возражаю себе: ведь он уже подучил сполна, зачем ему во все это ввязываться? Значит, он говорит правду. Но тут же все во мне протестует. “Не верь ему, не верь”. Прошлое умирает очень медленно, и его отголоски окружают меня со всех сторон. Когда ты говоришь со мной, я слышу твои слова, но в: глубине души передо мной встают совсем другие слова, тайные, словно невидимые иероглифы. Я начинаю сомневаться... какие из этих слов настоящие. — Юкио посмотрела на него. — Тебе это о чем-нибудь говорит? "

— Думаю, что да.

— Нет, ты не понимаешь. — Ее глаза светились в тумане. — Кажется, я пытаюсь сказать, что люблю тебя.

* * *

Руки Юкио обвивали его шею. Николас совершенно не понимал, как они могли там оказаться. Разве еще минуту назад они не были внизу? Разве она с тех пор двигалась? Что произошло?

Затаив дыхание, они соединились в бесконечно долгом поцелуе. Плотные облака плыли в холодном небе.

Николас и Юкио отнесли вещи в небольшой ветхий домик, в котором продавали билеты на паром. Какой-то подросток взял у Николаса два железнодорожных билета, проштамповал и пробил их компостером в нескольких местах.