Жанна закрыла лицо руками.

– Французская революция, – прошептала она. – Я слышала, что когда-нибудь она произойдет, но никогда не думала о ней всерьез. Когда и как это случилось?

– Все началось после вашего ухода из моего дома, – сказал Гастон. – Франция продолжала катиться в пропасть, хотя де Бриенн старался провести реформы. Они были неплохи, но стоили казне огромных денег. Образовался внешний и внутренний долг. За это ухватились противники короля и своей критикой еще более расшатали и без того хлипкий трон. Прибавьте ко всему несколько неурожайных лет, голод, высокие цены, безработицу, инфляцию. – Он вздохнул. – Под давлением народа Людовик собрал Генеральные штаты, в которых большинство мест получили горожане, а не дворяне и духовенство. Однако Францию уже ничто не могло спасти. По стране прокатились голодные бунты. Начались восстания рабочих. Самое печальное, что Людовик и не думал никого разгонять: накануне у него скончался сын. Находясь в печали, он уже не мешал аристократам стягивать к Парижу войска, а горожанам громить полицейские участки. Но ни один королевский солдат не сделал выстрела. В результате королевские войска разоружили. – Де Гаше взял Жанну за руку. – Графиня, вы помните Бастилию?

Женщина содрогнулась.

– Еще бы не помнить! Забыть этот каземат с крысами и клопами, душное помещение со спертым воздухом! Разве это возможно?

– Восставшие взяли Бастилию, – выдохнул Гастон. – Это произошло четырнадцатого июля.

Жанна задрожала еще сильнее.

– Взяли Бастилию? Вы не шутите? Но как? Мне казалось, крепость хорошо укреплена. Да и зачем она восставшим?

Граф пожал плечами.

– Думаю, в этот день у бунтовщиков не было цели во что бы то ни стало овладеть этой твердыней, – ответил он, – или, как кричали некоторые из них, непременно освободить заключенных, которых на тот момент было всего семеро. Просто в Бастилии были большие запасы пороха, а он был нужен горожанам для боев с правительственными войсками. Помимо пороха, революционеры требовали от коменданта убрать пушки из амбразур, и после отказа завязалась перестрелка, завершившаяся капитуляцией. Впрочем, вполне возможно, что народ решил взять Бастилию, потому что в его сознании она всегда была символом абсолютизма и деспотической мощи государства. После ее взятия Людовик наконец признал: началась революция. Была объявлена декларация прав человека и гражданина: всеобщее равенство, гражданские свободы.

– О, – прошептала Жанна. Каждое слово поражало ее больше и больше. – Неужели это возможно для той Франции, которую знала я?

– Вполне возможно, – подтвердил Гастон. – Весной Учредительное собрание составило Конституцию и провозгласило страну конституционной монархией. Высшая исполнительная власть предоставлялась королю, высшая законодательная – Законодательному собранию. Людовику следовало бы согласиться с этим, ведь он все равно влиял на принятие законов. Но бедняга хотел вернуть абсолютную монархию, постоянно готовил выступление своих войск, а совсем недавно совершил глупость – бежал вместе с семьей в надежде добраться до пограничной крепости Монмеди, а оттуда во главе контрреволюционных войск двинуться на Париж, разогнать Собрание и восстановить прежний режим. Когда карета короля была уже недалеко от границы, почтовый смотритель Друэ опознал Людовика XVI, переодевшегося лакеем, и, подняв на ноги местное население, бросился вдогонку. В местечке Варенн король и королева были задержаны и взяты под стражу вооруженными крестьянами. Они были возвращены в Париж как пленники, преследуемые улюлюканьем толпы. Если бы вы знали, какие люди теперь стоят у руля! – Он мечтательно закрыл глаза. – Они стараются облегчить жизнь народа, и для них слова «равенство», «братство» – не просто красивые лозунги. Они выступают против монархии, говорят людям правду и, кстати, используют цитаты из ваших мемуаров. – Гастон улыбнулся.

– Значит, вот кто способствовал моему освобождению! – воскликнула графиня, но де Гаше ничего не ответил, сразу сменив тему.

– Помните, дорогая Жанна, перед уходом вы сказали мне, что, когда вернетесь, можно будет поговорить о браке? – Граф задал вопрос, который интересовал его более всего.

Жанна кивнула.

– Да, помню и не отрекаюсь от своих слов. Дорогой Гастон, если вы меня еще любите, я ваша. Можете назначать день свадьбы. Я прошу лишь об одном – чтобы она была тихая и ни одна живая душа не знала, что Жанна де Ла Мотт теперь графиня де Гаше. Думаю, вы справите мне новые документы, и мы с вами начнем новую жизнь.

Радость графа трудно было передать словами!

– Вы согрели мне сердце, – сказал он. – Завтра я поговорю со священником. Мы обвенчаемся в часовне, которая находится на территории моего поместья. Только верные слуги будут слушать торжественные речи.

Графиня кивнула и крепко сжала горячую руку жениха.

– Спасибо! Я думаю, наш брак будет счастливым. Во всяком случае, я сделаю для этого все.

Старый Крым, 2017

Они уже спустились к подножию, к началу асфальтированной дороги с кочками и выбоинами, где Скляров указал на желтую «копейку»:

– Даже в таком захолустье можно брать машины напрокат, и недешево. Но для вас мне ничего не жалко. Садитесь.

В крохотном салоне, с сиденьями, обитыми местами распоротой шелковистой тканью неопределенного цвета, было душно, как в парилке, и Андрей открыл окна:

– Сейчас поедем с ветерком. Говорите, куда везти.

Плотников взял на себя роль лоцмана, и они помчались – если так можно было сказать, ведь в городке никто не гонял – по узким пыльным улицам. Юлин цепкий глаз отмечал все: вот центральная, вот поворот к рынку, вот сам рынок, пустой в будний день, вот церковь с синей крышей…

– Останови, – попросил Сергей, и Скляров послушно притормозил. Молодые люди вышли из автомобиля и направились к ларьку.

– На этом месте была ее могила, – сказал Плотников, и Андрей все понял, не стал переспрашивать. И верно, чей прах еще мог покоиться здесь? Юля и Сергей переглянулись и обнялись в порыве чувств. Сейчас им предстояло завершить важное дело, которое чуть не отняло жизни у них самих. Плотников присел на корточки возле серебристого ларька, осматривая землю. Она была твердой, как алмаз. Однако Сергей, не обращая на это никакого внимания, достал перочинный ножик и принялся ковырять ее, неподатливую, до тех пор, пока под лесенкой не образовалось углубление, скрытое от посторонних глаз и вполне достаточное для тайника. Достав коробочку, он бережно положил ее в углубление, присыпал землей и утрамбовал ногами. Юля, заметив возле дома, почти касавшегося ларька деревянным забором, ворох соломы, взяла охапку и прикрыла место клада.

– Никто из жителей и подумать не сможет, что тут спрятано сокровище, – сказала она. – Дожди и солнце продолжат нашу работу и вскоре утрамбуют наш схрон лучше тебя.