— Зато живой! — независимо оправдалась эльфийка, уворачиваясь от падающего воина с наполовину обугленным лицом. Второй, лишенный щита стараниями Хастреда, попал под ту же раздачу ничуть не хуже, разрывом его швырнуло между деревьями, он долго еще катился кувырком, испуская во все стороны струи дыма и паленый смрад. Опалило и оглушенного Альпида, и того, который из-под него только что вывернулся; книжник, выправившись после своего героического замаха, проявил задатки истинно воинского нюха — определил этого последнего как наиболее опасного и как следует хватил его в лоб тяжелой пятой оскепища.

Не терял времени и Кижинга, набежавший на пару тронувших коней карателей. Уж он-то, воин от роду, накрепко знал, как взять хоть пешего, хоть конного, хоть зеленого новичка, хоть матерого ветерана! Чуть свернул, оказавшись по левую руку крайнего, а второго отделив его корпусом. Каратель машинально прикрылся щитом, хорошо прикрылся, умело, напрочь заслонив и бок и бедро, не обойти без хитрого финта, но орк финтить не стал — пронесся мимо, походя расчертив ногу противника на уровне колена. Воин охнул, рука сама повела щит вниз, перекосив фигуру и открыв ее выше плеча. Кижинга, к тому времени миновавший седока, выбросился сильным прыжком прямо вверх, закрутился подобно смерчу и очертил клинком размашистую дугу. Лезвие катаны прошло над опущенным наплечником, рассекло толстый кожаный ворот доспеха и срезало голову карателя, как столовый нож в руках умелой хозяйки отсекает головку от пучка зеленого лука. Приземляясь, орк еще отмахнулся мечом от выпущенного из отдаления болта, а затем на него надвинулся конный воин, выехавший из-за обезглавленного, меч в его руках опасно блестел сведенным в иглу острием. Даже на лошадь этого нового противника был наспех наброшен стеганый доспех, да и сам воин закован был в знатные латы, а движение, коим он выбросил меч в голову паладину, выдало воина не то что опытного, но пожалуй что из разряда тех, каких никак не ожидаешь повстречать в захолустье. Уважили, однако! — удивился Кижинга, не без труда выкручиваясь из-под выпада. Каратель уверенно вернул руку, не дав увесистому мечу провалить себя и вывести из равновесия, и мог бы вовсе остаться безнаказанным, если бы орк в финале разворота не дотянулся до его торса выброшенной пяткой. Ногу для этого пришлось вымахнуть выше головы, да и каблук против панциря никогда не был хорошим оружием, однако заставил хуманса покачнуться в седле, потеряв ногой стремя, и паладин в хищном броске вслед успел кольнуть его мечом промеж раздвинувшихся пластин доспеха. Не самый опасный удар, не почувствовал даже, проколол ли клинок поддоспешник, но воин живо развернул коня, сам повернулся лицом и прикрылся щитом, переходя к тщательной, без сучка и задоринки, обороне. Это новичкам до слез важно лично нанести победный удар, а ветераны быстро отвыкают подставлять собственную шею ради этой сомнительной чести. Потому и возвращаются из вылазок раз за разом, а молодых и горячих привозят остывшими грудами железа и мяса. А их, молодых, хоть и умелых с мечами и копьями, хватает рядом, и хоть сразу понятно, что противник не по их зубам, уже острым, но еще молочным — вперед пойдут они, и утвердят свою славу злых и умелых бойцов, а кто-то так и останется на поляне навечно…

Прервало философствования ветерана вылетевшее из чащи друидическое колотило. Его увесистая боевая часть угодила точно по затылку карателя, смяла яйцевидный бургиньот в некое подобие походного выпукло-вогнутого котелка и вышибла сознание бедняги вместе с тугими кровавыми струями из горла и носа. Следом за своим оружием появился и сам Зембус. Вынырнув из, казалось бы, насквозь просматриваемого куста, он шмыгнул наперерез воинам, надвигающимся на Кижингу. В темноте глаза друида полыхнули вдруг зловещей желтизной, выставленные пустые руки диковинно скрючились, словно прорастая когтями, и даже грубые черты физиономии потекли, вытягиваясь в длинное хищное рыло. Лошади взвыли в ужасе. Хоть хозяева и муштровали их нещадно, но посреди ночного леса оживший кошмар надежно взял верх над незначительной болью от удил и шпор. Ближайшие две лошади поднялись на дыбы, вышибив из седел своих седоков; те, что были подальше и не столкнулись с чудищем нос к носу, повели себя существенно деликатнее — просто пустились наутек.

И нарвались на чудище почище.

Тот, что волей судеб оказался во главе отступающего отряда, попросту звякнул латами и развалился пополам. Казалось, сама тьма отрастила длинный выступ, перерубивший бедолагу на уровне пояса. Следующий воин успел заметить еще и пару продернутых кровавыми прожилками глаз, распахнувшихся посреди ночной темени, а также расслышать характерный крякающий звук, с которым черный клинок был направлен по его душу. Меч генерала Панка, обросший немалым количеством легенд, развалил его бок вместе с кольчугой. Впридачу, уже проносясь мимо, генерал из чисто хулиганских побуждений грянулся с маху плечом в лошадиный бок, отшвырнув животину в сторону, и приступился к следующему карателю. Тот ухитрился разглядеть очертания гоблинской фигуры, а может, просто предугадал ее движения и закрылся длинным каплевидным щитом — не придерешься, ладно защита поставлена! А вот с фантазией слабовато… Генерал ухнул, изменил движение клинка, выписал им сложный переводной вензель и с одного маху снес голову лошади. Труп несчастной животины рухнул на колени, всадника неудержимо мотнуло через обрубок шеи, а генерал, не останавливая своего победного шествия, сделал еще пару шагов в прежнем направлении и рубанул еще одного вояку. На сей раз клинок столкнулся-таки со щитом, рассек его оковку, развалил гнутые доски и на излете зацепил кончиком бедро воина. Торжествующий рев зародился где-то на задворках мощных генеральских легких, разодрал в клочья замершую в испуге ночь и раздольной волной излился в нее, перепугав до судорог многострадальных лошадей, самих карателей, привыкших иметь дело с воинами пусть умелыми, но не такими же бесноватыми, и даже Хастреда, который хоть и понимал, с кем связался, но от природы был интеллигентом-перестраховщиком и на общем гоблинском фоне прямо-таки непротивленцем.

И уж подавно всех, включая Зембуса, эльфийку и даже отчасти самого генерала, напугал ответный рык, раздавшийся в лесу не сказать что очень близко… но, надобно заметить, такие звуки никогда не звучат слишком далеко. Напротив, всякий раз кажется, что куда органичнее они звучали бы там, откуда не достигли бы вашего слуха. Даже Кижинга, которому по роду деятельности всякие формы страха были заказаны, и тот нервно передернул плечами. Тут своего-то свирепого не знаешь куда деть, чтобы и под ногами не путался и не отходил слишком далеко, а то влипнет еще в такое, откуда всей бригадой не вытащишь! Видимо, все беды от смирения. Сносишь безропотно этого — боги второго добавят. Хорошо еще, если этот второй ревун на вражьей стороне, тогда они с генералом друг друга перебьют без лишних осложнений. А если вдруг потенциально союзный?

На какой-то момент среди деревьев возникла сумятица, вылившаяся в итоге в крупную потасовку. Каратели поспрыгивали с предательских четвероногих и проворно сбились в круг, ощетиненный клинками на все стороны. Хастред, тихонько поскуливая по поводу опаленной физиономии, от участия в бою отвертелся и даже заготовил убедительную отмазку: он-де счел должным пересчитать потери. Эльфийка тоже не возжелала ратоборствовать, тем более что последнюю на сегодня силу угробила на то, чтобы обжечь морально нестойкого гоблина. Зато с энтузиазмом подошел к делу генерал. Смекнув, что в темноте хумансы его практически не видят, он не отказал себе в удовольствии описать вокруг карателей полукруг почета, заодно выйдя на общую с собратьями сторону.