Если бы граф Панин это услышал или по крайней мере прочел в журнале, а не узнал от траченных молью сотрудников, он приложил бы максимум усилий, чтобы перекрыть доступ Константину Петровичу во вновь образованную комиссию. Студенты переглянулись, и в аудитории стало еще тише. Что-то до того небывалое притаилось в атмосфере учебного зала. Луч солнца, освобожденный от тучи, упал в его центр широким пятном на головы, склоненные к тетрадям, и вызолотил воздух.

— Вы должны отчетливо представить себе необходимость предлагаемых изменений. Они не случайны и не направлены на подражание даже самым доброкачественным европейским уставам. Вообразите создавшуюся в России ситуацию в нашем ведомстве. Приказная форма суда неразрывно связана с письменностью, и канцелярская тайна будет держаться до тех пор, пока суд не сделается словесным и открытым.

Никто никогда на факультете с такой страстью не выступал перед разгоряченным юношеством против этой самой канцелярской тайны, которая в гражданском судопроизводстве давала простор для тягчайших злоупотреблений. Перед внутренним взором потрясенных слушателей потянулись вереницы несчастных вдов и сирот, волею случая или по злой закономерности вынужденных обратиться в суд с исковыми заявлениями. Их изможденные лица, нищая одежда, взгляды, голодные и лишенные надежды, как бы подтверждали стихи Алексея Хомякова, которые шепотом повторяли первокурсники:

В судах черна неправдой черной

И игом рабства клеймена.

Безбожной лести, лжи тлетворной

И лени мертвой и позорной

И всякой мерзости полна.

Эта больная Россия уйдет в небытие. Студенчество — будущие судьи, прокуроры и обер-секретари — призвано избавить родину от черной неправды во что бы то ни стало. Да, судопроизводство должно приводить только к правде!

Константин Петрович говорил размеренно и вдумчиво, без показной аффектации, свойственной многим лекторам на кафедре, но внутренне он волновался, вглядываясь сквозь очки в физиономии молодых людей. Он понимал, что аудитория относилась к нему иначе, чем к Грановскому или Кавелину. Рассказы о бурных, и даже драчливых сходках после их речей оставляли Константина Петровича равнодушным. Ему доставало того, что при звуках фамилии Победоносцева глаза у студентов приобретали серьезное выражение и чувствовалось, что они проявляют к нему неподдельный интерес. Он редко видел их лица, больше — усердно склоненные над тетрадями макушки.

— Суд должен сделаться словесным и открытым, — повторил будущий «мракобес» и бог знает кто еще. — Сущность словесного суда определить нелегко, ибо без какой-либо письменности никакой процесс не может обойтись.

Такая констатация факта будто бы заводила слушателей в тупик. Они отрывали перья и карандаши от бумаги и смотрели вопросительно на бесстрастного внешне преподавателя в строгом темном сюртуке и свободно повязанном галстуке. Толстые стекла очков мешали разобрать выражение немного расширенных зрачков, устало полуприкрытых веками. Сейчас Константин Петрович простыми словами разъяснит им то, что терзало умы и сердца не одного поколения русских юристов.

— Словесное разбирательство должно относиться к последней части процесса, к состязанию, то есть к самому суду, письменность же должна ограничиваться приготовлением дела…

Он говорил еще много и долго о французском и прусском порядках производства, отдавая предпочтение последнему. У французов в приготовлении дела первую скрипку играют стряпчие, что есть наследие революционных и наполеоновских преобразований. А суд отдален от тяжущихся. В Пруссии стряпчие не получают преимуществ. У них, слава богу, отсутствовал адвокат Робеспьер.

Прозвенел в коридоре звонок, но никто не шелохнулся. Студенты сидели как приклеенные: казалось, они устроили забастовку и не желают освобождать аудиторию для следующего потока. Константин Петрович первым покинул кафедру. Сердце тоскливо сжалось в груди.

— Пора уступить место другим песням, — сказал он, усмехаясь, и эта усмешка многим из мыслящих юношей понравилась обыкновенностью и одновременно поразила загадочностью.

В коридоре студенты окружили Константина Петровича и начали наперебой задавать вопросы.

— Не спешите! Это будет тема вторничной лекции, тоже прощальной. Я коснусь всего, что вас волнует.

— Константин Петрович, вдруг ваш отъезд настанет внезапно? — спросил кто-то из задних рядов. — А мы спорим чуть ли не ежедневно, какую ступеньку займет адвокатура в системе нового судопроизводства. Нужна ли она государству? Последнее — самое важное.

— Как вы полагаете? — задал вопрос в свою очередь Константин Петрович. — Если мы утверждаем состязательность и гласность судоговорения, то кто же будет выражать точку зрения защиты?

— Адвокатура нужна, адвокатура нужна! — зашумели вокруг. — Как без адвоката?!

— Да так, как и раньше! — отрубил мрачного вида бородатый студент и начал протискиваться прочь. — Чего оборонять преступников?! — бросил он напоследок.

Константин Петрович помолчал, вынул карманные часы на длинной стальной цепочке и сказал, щелкнув упругой и массивной — мгновенно отскакивающей — серебристой крышкой:

— Два слова, чтобы вы утихомирились. Адвокатура совершенно необходима. Сердитый господин, оставивший сию секунду наше будто бы единое сообщество, объявляет преступника без приговора. Лишь при содействии адвоката судебное состязание станет полным и живым, иначе для судей суд обратится в механический труд. Состязание бессмысленно без противоположной стороны. Государству нужна адвокатура как воздух.

Мрачный бородач все-таки задержался неподалеку. Ему не удалось увлечь приятелей за собой, но и спускать всякому либеральничающему профессоришке он не пожелал:

— Адвокаты за деньги злодеев начнут покрывать. И народ возбуждать! Чего они только не наделали во Франции, которая, вам, господин профессор, очевидно, нравится! Мирабо да Робеспьер угробили свою страну. Я знаю, читал-с в газете!

— Ну, что вы ответите ему, господин профессор?! — воскликнул щупленький юркий юноша. — Ради бога, ответьте! А то житья нет! Реаки выступают против — гнут свое. Да и социалисты частью недовольны.

— Да, да, ответьте, ответьте! — загалдели со всех сторон. — Не только в газетах, но и в книжках пишут всякое. Ужасная разноголосица!

— Вот что я вам скажу, милостивый государь, — громко произнес Константин Петрович, обращаясь к мрачному бородачу. При его росте было нетрудно сконцентрировать внимание толпы на себе. — Ружье может выстрелить и в человека и в дикого зверя. Все зависит от того, куда направлен ствол и кто его направляет.

— Правильно, правильно! — раздались голоса. — Из ружья и хорошего человека можно убить.

— Сама по себе адвокатура не представляет опасности. Важно, чтобы сословие включало в себя порядочных людей, действовавших в рамках закона. Выдвигая возражения, адвокат вынуждает и судью, и прокурора более аргументированно строить свои выступления. Без адвоката гласность и состязательность в процессе теряют юридический смысл. Институт адвокатуры один из столпов, который поддерживает независимость суда и судей от начальства. А в соединении со словесной формой суда и с гласностью независимость суда будет именно той силой, которая способна его поднять на степень самостоятельной власти! Вам это понятно?