— Ты достаточно взрослый. Просто ты опять окажешься в тюрьме. Ты этого хочешь? — Краешком глаза я замечаю выглядывающий из-под подушки ноутбук. — Почему твой компьютер под одеялом?

Он достает его и обхватывает двумя руками.

— Я подумал, что вы украдете его, как забрали остальные мои вещи.

— Я их не крал. У меня был ордер на обыск. В свое время ты все получишь назад. — Я смотрю на него. — Знаешь, Джейкоб, мама просто тебя защищает.

— Заперев дома?

— Нет, это сделал судья. Чтобы ты не нарушил условия выхода под залог.

Мы секунду молчим, потом Джейкоб бросает на меня косой взгляд.

— Я не понимаю ваш голос.

— Ты о чем?

— Вы должны злиться, потому что я заставил вас приехать. Но вы не злитесь. И в полицейском участке, когда мы беседовали, вы тоже не злились. Вы относились ко мне, как к старому приятелю, но в конце концов все же арестовали. А друзей не арестовывают. — Он хлопает руками между коленями. — Честно сказать, люди для меня загадка.

Я киваю в знак согласия.

— Откровенно говоря, и для меня тоже, — признаюсь я.

Что ж это копы так зачастили в наш идиотский дом?

Я хочу сказать: арестовали Джейкоба — ну и пусть дальше все идет по закону!

Ладно, я понимаю, что на этот раз их вызвал сам Джейкоб. Но могли бы просто позвонить и заставить отменить вызов. Тем не менее полиция — в частности, вот этот коп — так и маячит у нас на пороге. Он только что говорил с мамой, а сейчас я слышу, как он болтает с Джейкобом о личинках, которые заводятся на теле через десять минут после смерти.

А теперь объясните, какое именно отношение это имеет к звонку в 911, а?

Вот что я думаю: детектив Метсон пришел к нам не для того, чтобы поговорить с Джейкобом.

И уж точно не для того, чтобы поболтать с мамой.

Он пришел, потому что знает: чтобы попасть в комнату Джейкоба, ему нужно пройти мимо моей спальни, значит, он может заглянуть ко мне, по крайней мере, дважды.

Может быть, кто-нибудь заявил о пропаже компьютерной игры?

Может быть, он просто ждет, что я дам слабину, упаду к его ногам и признаюсь, что это я был в доме Джесс Огилви незадолго до прихода брата. А потом он посоветует этой сучке-прокурорше вызвать меня в качестве свидетеля обвинения. И заставить давать показания против Джейкоба.

По этим причинам и еще по десятку других, которые я еще не придумал, я закрываю дверь и запираюсь изнутри, поэтому, когда детектив Метсон снова проходит мимо моей комнаты, мне не нужно встречаться с ним взглядом.

Никогда бы не подумал, что Рич Метсон окажется не полным идиотом.

Например, он рассказал мне, что можно по форме черепа определить пол, потому что у мужчин подбородок квадратный, а у женщин — закругленный. Он рассказал мне, как ездил на «Ферму трупов» в Ноксвилл, штат Теннесси, где на целом акре земли находятся трупы на разных стадиях разложения — и судебные антропологи могут отслеживать воздействие окружающей среды и насекомых на процесс гниения.

Это, конечно, не доктор Генри Ли, но достойный утешительный приз.

Я узнаю, что у него есть дочь, которая, как и Джесс, теряет сознание от вида крови. Когда я рассказал ему об этой особенности Джесс, его лицо перекосилось, как будто он учуял нечто ужасное.

Через некоторое время я обещаю, что больше не буду звонить в полицию и жаловаться на маму, если только она не станет наносить мне тяжкие телесные повреждения. А он убеждает меня, что главное сейчас — извиниться перед ней.

Когда я провожаю его вниз, мама меряет шагами кухню.

— Джейкоб хочет вам кое-что сказать, — сообщает он.

— Детектив Метсон пришлет мне снимки разлагающихся трупов, — говорю я.

— Не это. Другое.

Я выпячиваю губы, потом закусываю. Делаю так дважды, как будто растворяя слова во рту.

— Я не должен был звонить в полицию. Это все импульсивность Аспергера.

Лицо мамы застывает, как и лицо детектива. Лишь произнеся эти слова, я понимаю, что они, вероятно, списывают смерть Джесс на импульсивность, присущую человеку с синдромом Аспергера.

Другими словами, заговаривать об импульсивности как следствии моего заболевания — немного необдуманно.

— Полагаю, мы все уладили, — говорит детектив. — Приятного вам вечера.

Мама касается его рукава.

— Спасибо вам.

Он смотрит на нее, как будто собирается сказать нечто важное, но вместо этого произносит:

— Не за что меня благодарить.

Когда он уходит, поток холодного уличного воздуха окутывает мои лодыжки.

— Тебе что-нибудь приготовить? — спрашивает мама. — Ты так и не обедал.

— Нет, спасибо. Пойду прилягу, — говорю я, хотя на самом деле просто хочу побыть один. Я понял: когда вам что-то предлагают, а вы не хотите, собеседник в действительности не хочет слышать правду.

Она пробегает глазами по моему лицу.

— Ты заболел?

— Нет, со мной все в порядке, — отвечаю я. — Правда.

Я чувствую ее пристальный взгляд, когда поднимаюсь по лестнице.

Я не собирался ложиться, но все-таки ложусь. И, похоже, засыпаю, потому что внезапно рядом со мной оказывается доктор Генри Ли. Мы склонились над телом Джесс. Он разглядывает зуб, лежащий в ее кармане, ссадины на спине. Заглядывает в ноздри.

«Да, — говорит он, — понимаю. Я вижу, почему тебе пришлось сделать то, что ты сделал».

В восьмидесятых и девяностых годах в районе городов Сиэтл и Такома, штат Вашингтон, были обнаружены тела более пятидесяти женщин. Жертвы в большинстве своем были проститутками или сбежавшими из дому подростками. Тела находили либо в реке Грин-ривер, либо неподалеку. Преступник получил прозвище «Убийца с Грин-ривер». Имя преступника оставалось неизвестным, пока на помощь не пришла наука.

В начале восьмидесятых годов при вскрытии патологоанатомам и судмедэкспертам удалось извлечь ДНК из небольшого количества спермы, которую оставил убийца. Результаты анализа подшили в дело, но в то время этот научный метод был малоэффективен: не хватало материала для сравнения.

Гэри Риджуэй, арестованный в 1982 году по обвинению одной проститутки, являлся подозреваемым по делу об убийствах на Грин-ривер, однако у полиции не было улик, чтобы формально связать его с этими преступлениями. В 1984 году он прошел тест на полиграфе. В 1987 году при обыске его дома полицейские из графства Кинг взяли у Риджуэя образец слюны для анализа.