— Храни тебя Бог, темный воин, — прошептала Эмбер, — ибо я не могу.

Мег взглянула через стол на мужа. Их холодный завтрак, состоящий из хлеба, мяса и эля, оставался почти нетронутым на дощатом столе в большом зале. Доминик откинулся на спинку кресла; глаза его были сужены. Пальцами правой руки он постукивал по ноге в такт печальной мелодии, которую наигрывала Ариана на маленькой арфе. Саймон отрезал еще один кусок оленины, налил эля в изящный кубок и поставил и то и другое перед Арианой.

— Оставь арфу в покое и ешь, — коротко бросил он.

— Опять? Я чувствую себя гусем, которого откармливают к праздничному пиру, — пробормотала она.

Однако арфу отложила и стала есть. Это было проще, чем препираться с Саймоном, когда у него в глазах появлялось это решительное выражение.

— Ты видела сон, Мег? — вдруг спросил Доминик.

— Да.

— Глендруидские сновидения?

— Да.

По тому, что Мег больше ничего не сказала, Доминик Понял, что сны были плохими… и что они не подсказывали никаких решений. Тыльной стороной пальцев он погладил ее по щеке.

— Соколушка, — сказал он, понизив голос, — я должен найти способ, как добиться мира для Блэкторна. Я хочу, чтобы наш ребенок родился в мирное время и на земле, не раздираемой войной.

Мег поцеловала ладонь Доминика и посмотрела на него глазами, которые светились любовью.

— Что бы ни случилось, Глендруидский Волк, — прошептала она, — я никогда не пожалею о том, что носила твое дитя.

Не обращая внимания на других, кто был в комнате, Доминик посадил Мег к себе на колени. Вплетенные в ее волосы золотые колокольцы задрожали и зазвенели. Он прижал ее к груди, шепча ей слова любви.

Немного погодя рыдания арфы возобновились; красивая мелодия выражала все оттенки печали.

— Ну и развеселая компания, — насмешливо произнес Эрик, войдя в большой зал с сидящим у него на руке соколом — Ты часто играешь на похоронах, леди Ариана?

— Это одна из самых веселых ее мелодий, — промолвил Саймон.

— Боже упаси нас, — пробормотал Эрик — Довольно, леди. А то, чего доброго, мой сокол заплачет горючими слезами.

Упомянутый им сокол распустил крылья, снова сложил их и принялся рассматривать находившихся в комнате людей с нечеловеческим любопытством.

— А я думал, ты с Дунканом, — сказал Доминик, — и занят тем, что вколачиваешь Знание в его дурную голову.

— Моя сестра попробовала более надежный способ, — ответил Эрик, слегка улыбнувшись. Прошлой ночью она ходила к Дункану.

Улыбка Доминика была точным отражением улыбки Эрика.

— Теперь понятно, почему их не было на утренней службе в часовне.

— Вот именно.

— Помогло ли это моим поискам мира?

Поколебавшись, Эрик пожал плечами. Сокол беспокойно переступил у него на запястье, и украшавшие его путы серебряные колокольчики зазвенели.

— Что-то изменилось, — промолвил Эрик. — Я чувствую это. Но не знаю, что именно.

— Позволь мне просветить тебя, — произнес голос Кассандры из-за спины Эрика.

В голосе этой мудрой женщины было нечто такое, отчего в комнате установилась тишина.

Эрик шагнул в сторону, чтобы дать пройти Кассандре. Он увидел, что ее волосы, обычно заплетенные и убранные под наголовник, были распущены и, низвергаясь подобно пенящемуся серебряному водопаду, свободно растекались по ее алому плащу. В руках у нее блестели древние серебряные рунные камни.

Сокол опять распустил крылья и пронзительно крикнул.

— Ты только что гадала на серебряных рунах, — сказал Эрик без всякого выражения в голосе.

Ответа он не получил. В нем не было нужды. Чеканные серебряные камешки в руках у Наделенной Знанием женщины говорили сами за себя.

— Что ты узнала? — спросил Эрик.

— Больше, чем хотела. Меньше, чем надеялась Кассандра прошла вперед и остановилась перед Домиником и Мег.

— Колдунья Глендруидов, — Кассандра употребила подобающее обращение, — видишь ли ты сны?

Один взгляд в серебряные глаза Кассандры заставил Мег подняться с места.

— Да, — ответила Мег. — Я вижу сны.

— Не расскажешь ли, что видела во сне?

— Вопль янтарного цвета. Темнота, раздираемая, словно крепкая ткань, волокно за волокном.

Кассандра на мгновение наклонила голову.

— Благодарю тебя.

— За что? Мой сон не дает ни утешения, ни ответа.

— Я искала подтверждения, а не утешения.

Мег бросила на старшую женщину любопытный взгляд.

— Когда затронуты мои чувства, — спокойно произнесла Кассандра, — мне приходится быть осторожной при гадании на серебряных рунах. Иногда я вижу желаемое, а не то, что есть на самом деле.

— А что видела ты? Не поделишься ли?

— Янтарное пророчество завершено. Она отдала свое сердце, свое тело и свою душу Дункану.

— Тебе не было нужды брать в руки серебряные камни, чтобы видеть, как этим все и кончится, — сказал Эрик.

Кассандра согласно кивнула.

— Тогда зачем ты на них гадала? — спросил Эрик. — К ним нельзя прибегать всуе.

— Конечно.

Кассандра молча перевела взгляд с Эрика на Доминика. Потом стала смотреть куда-то между ними.

— Эрик, сын Роберта, — произнесла она. — Доминик, Глендруидский Волк. Если вы теперь будете воевать, то это потому, что таково ваше желание. Эмбер больше не предлог для войны. Она…

— Что ты говоришь? — грубо перебил ее Эрик.

— …исключила себя из ваших мужских расчетов, замешанных на гордости, власти и смерти.

— Что она сделала — требовательно спросил Эрик.

— Она отдала свой янтарный подвесок Дункану. Сокол пронзительно закричал, словно его кровь вдруг превратилась в огонь.

Но даже этот крик сокола не мог заглушить леденящий душу рев мужской ярости, донесшийся до большого зала с верхнего этажа.

Кассандра наклонила голову набок, как если бы наслаждалась этим звуком. Ее улыбка была сурова, словно зима.

— Мучения Дункана только начались, — тихо сказала она — Мучения Эмбер скоро кончатся.

Доминик посмотрел на Кассандру, потом на Эрика.

— О чем это она говорит? — резко спросил он. Эрик только покачал головой, ибо был не в силах ни заговорить, ни успокоить своего сокола. У него был такой вид, будто он получил удар кулаком в кольчужной рукавице.

Послышался еще один яростный вопль. Почти одновременно сверху донеслись ужасные звуки — там что-то, рушилось, билось и рвалось, словно в спальне лорда кипела жаркая битва.