– И что сие значит? – уточнил я.

– Это значит, что раз уж нашептывания на ухо, которые должны были прикончить тебя, не помогли, то я собираюсь отбросить нежности, раздробить твою голову и забрать нашего ребенка. Она слишком ценный приз, чтобы позволить ей погибнуть вместе с тобой.

Мои глаза округлились.

– Ты… э-э-э… в курсе?

– Ребенка? – изумленно спросил Майкл.

– Все сложно, – повторил я сквозь стиснутые зубы.

Что ж. По крайней мере, теперь я знал, чью сторону примет Эшер.

– Я бы предложил тебе отдать нож, Дрезден, – с улыбкой произнес Никодимус. – Но, в отличие от твоего друга, я не даю вторых шансов. Они тебе ни к чему.

Урсиэль издал звук, какой обычно издают тягачи с прицепом, – что-то схожее с голодным рычанием. Затем легко перешагнул четырехфутовую глыбу мрамора и почти бесшумно обошел меня слева. Ласкиэль встала чуть справа от меня, а Никодимус расположился в третьем углу неравнобедренного треугольника со мной в центре.

Ситуация ухудшалась немного быстрее, чем я планировал. На самом деле, она обдала гравием лобовое стекло моего худшего сценария и быстро унеслась за горизонт.

Затем раздались шаги, и в амфитеатр прогулочным шагом вошел Грей. На одном плече он небрежно нес рюкзак Анны Вальмон.

Рюкзак и пальцы Грея были в крови.

– А, Грей, – произнес Никодимус. Он наслаждался собственным спектаклем после разыгранной мной драмы. – И?

– Приказ выполнен, Вальмон мертва, – спокойно ответил Грей. На ходу изучил открывшуюся перед ним картину, одобрительно задержался взглядом на Ласкиэли. – Мы здесь почти закончили?

– Осталось несколько финальных штрихов, – сказал Никодимус. – Ты обдумал мое предложение?

– Насчет монеты? – Грей пожал плечами и снова посмотрел на Ласкиэль. – Предложение заманчивое. Но у меня есть вопросы. Давай завершим дело и обсудим их за обедом.

– Великолепно, – кивнул Никодимус. – Не возражаешь?

Я пристально смотрел на Грея, пока он занимал позицию в четвертом углу квадрата, в центре которого стояли мы с Майклом. Грей поставил под ноги рюкзак с бриллиантами и другими сокровищами, улыбнулся и щелкнул пальцами.

– Никогда ни от кого не скрывал, что я негодяй, – сказал он мне, будто бы в смущении от моего взгляда. – Ты должен был это предвидеть, чародей.

– Ты правда убил ее? – спросил я.

– А зачем она нужна нам живая? Но я действовал быстро.

– Ты предательское сучье отродье, – сказал я.

Он закатил глаза:

– Тогда тебе самому надо было меня нанять.

Я скрипнул зубами.

Не было никаких соблазнов, никаких сделок и никакой кавалерии на видимом горизонте. Никодимус нас собирался прикончить.

В этой схватке нам с Майклом не победить.

Я услышал, как он сделал глубокий вдох и помолился тихим, спокойным голосом. Потом расставил ноги и поднял меч.

Я стиснул посох правой рукой, удерживая его поперек тела несколькими пальцами поврежденной левой, и призвал волю и Зиму в преддверии безнадежной битвы.

Ласкиэль подняла вверх ладони, и в них возникли раскаленные фиолетовые точки. Волны жара окатили тело Ханны Эшер.

Андуриэль клубился рядом с Никодимусом, пенился вокруг худощавого мужчины, подобно темному плащу из набегающей на берег волны. Никодимус поднял меч и шагнул вперед.

Урсиэль издал рев в инфразвуковом диапазоне, который сотряс мою грудную клетку; крошечные глазки геносквы на морде доисторического медведя-демона пылали ненавистью.

Грей напрягся и чуть согнул ноги, его незапоминающееся лицо казалось расслабленным и насмешливым.

Я прекратил попытки сдерживать безумную усмешку, которая рвалась наружу все то время, что я разыгрывал свою карту.

– Все, приплыли, – произнес я. – Конец игры.

Глава 44

Хорошие аферы не проворачивают абы как.

Их нужно готовить.

Перемотаем пленку назад.

Установим машину времени на три утра, когда я покинул отель «Хард-рок» после первой встречи с Никодимусом и Дейрдре и ехал с Мэб в лимузине.

Я сказал ей тогда, кого хочу повидать.

Мгновение она не реагировала. Ее глаза смотрели куда-то вне лимузина, голова медленно поворачивалась, словно она все еще видела Никодимуса и Дейрдре в их апартаментах. Лицо Мэб было абсолютно бесстрастным, однако температура в машине упала на несколько градусов из-за силы того, что она скрывала.

– Ты становишься мудрее, мой Рыцарь, – наконец ответила она, глядя вперед. – Медленно, но становишься. Разумно проконсультироваться с ним в этом вопросе. Я уже договорилась о встрече.

– О! – откликнулся я и потеребил сережку; непривычно было, что в ухе моем металл. – Хорошо.

– Перестань все время ее трогать, – велела Мэб. – Чем меньше внимания ты будешь к ней привлекать, тем лучше.

Нахмурившись, я еще немного повозился с сережкой, просто из принципа, но она была права. Сережку могли принять за обычную дань моде. Если Никодимус догадается, что, забрав ее, полностью выведет меня из игры, схватки не будет.

Поэтому я опустил руку и всю дорогу мысленно тренировался, сосредоточившись на том, чтобы привыкнуть к новому ощущению и выкинуть его из головы.

Когда лимузин остановился, я снова принялся теребить сережку, и Мэб вздохнула.

Паб «Макэнелли» – лучшее питейное заведение в Чикаго, где обслуживают сверхъестественных клиентов. Как и «Чирс», он расположен в подвале, но на этом сходство кончается. Внутри «Макэнелли» отделан мореным полированным деревом, над головой лениво жужжат старомодные вентиляторы тридцатых годов. Потолок здесь не слишком высокий, так что они вращаются в нескольких дюймах над моей макушкой, и, заходя сюда, я всякий раз напоминаю себе не вскакивать.

Обычно у Мака людно, но сегодня на двери висела табличка «ЗАКРЫТО. ЧАСТНАЯ ВЕЧЕРИНКА». Внутри имелась еще одна табличка, деревянная, на которой были аккуратно выжжены слова: «НЕЙТРАЛЬНАЯ ТЕРРИТОРИЯ ПО ДОГОВОРУ». Это означало, что бар был официально признанной нейтральной зоной в рамках Неписаного договора, который в сверхъестественном мире приравнивается к Женевской конвенции. Договор был детищем Мэб; нарушившие его рисковали вызвать отторжение у сверхъестественного сообщества и, хуже того, личное недовольство Королевы фэйри.

Один угол таблички обуглился и потрескался – это произошло во время схватки с Иными, те оказались не слишком-то воспитанными.

Мак, лысый худой молчун, стоял за стойкой в своей обычной накрахмаленной белой рубашке и безупречном фартуке. Увидев Мэб, он отложил тряпку, которой полировал деревянную стойку, и поклонился, учтиво, но без лести.

– Бармен, – сказала Мэб и наклонила голову заметно ниже, чем перед Никодимусом. – Да будут твои клиенты честными и щедрыми.

Мак редко использует многосложные фразы. Но сегодня он произнес:

– Пусть ваши весы всегда пребывают в равновесии.

– Льстец. – Уголок ее рта дернулся.

Он улыбнулся и кивнул мне:

– Гарри.

– Мак. Давно не ел ничего пристойного. Только у меня проблемы с финансами. Я с радостью заплачу тебе во вторник за сегодняшние пиво и сэндвич.

Он кивнул.

– Спасибо, – поблагодарил я.

Мэб повернулась к столу, ближайшему к двери, и многозначительно посмотрела на меня. Потребовалась секунда, чтобы