С влажным хрустом распалась глазница, скула брызнула кровью в туман; удар развернул голову, моргенштерн скользнул, снося пол-лица. Оружие выпало из слабеющих рук, он пошатнулся, пытаясь повернуться за мной, приземлившимся, пытаясь поднять руки - даже ошеломленный, он старался сражаться - но левый глаз висел наружу, шлепая по черным от крови зубам, оказавшимся также снаружи, ведь губа валялась где-то в траве, прилипнув к грани булавы, и это чертовски мешало ему нацелиться. Он крутил головой, словно решая, какому глазу доверять. Пока он не опомнился, я провернулся в стиле муай-тай и нанес удар ногой в почку, достаточно сильный, чтобы он пошатнулся и побрел в сторону откоса. Я прыгнул следом, уперся ногами и надавил руками в спину, ускоряя его, и знаете, будь он не Легендарным Воителем, а простым Пуртином Хлейлоком, все равно мог бы одолеть меня. Другой рыцарь упал бы, чтобы поскорее подняться. Но Хлейлок дошел, шатаясь, до самого края, вернул равновесие и развернулся ко мне.

Как раз чтобы серединой груди встретить старый добрый удар с полулета.

И сам полетел далеко, далеко вниз, необычайно тихо, с равнодушным взглядом здорового глаза, взглядом бесконечной уверенности - "еще не кончено, малыш".

Пропасть - сотня ярдов до самых высоко расположенных костров Черных Ножей - не соглашалась с ним.

Я упал у самого края и лежал там, позволяя черным разрядам молний всосаться в мокрую траву.

Водопад ревел слишком громко, чтобы я услышал звук падения.

Когда утихла дрожь, я подтащил к краю обоих огриллонов и столкнул ему вслед. Подобрал ножи, спрятал в рукавах, потом отошел и стряхнул остатки лица Хлейлока с булавы.

Поднял обеими руками, глядя, пока они не заныли. Не просто оружие. Символ. Утренняя Звезда. Просветление. Заря Истины и Правосудия, что Разрушает Ночь Неведения и Греха. Помню, я гадал, не успел ли Хлейлок осознать иронию ситуации: его словно убила ручища Самого Хрила.

Затем я пожал плечами и швырнул булаву с утеса.

За двадцать пять лет у меня было время обдумать наше дельце на краю верхнего бастиона, но до сих пор я не уверен, кто из нас оказался гаже. Ага: я был полной задницей. Давил на его кнопки, добиваясь зрелищной драмы. Делал карьеру. Не упоминаю уже о том, что это обдуманное убийство. Но никого не дурачил. Даже себя.

Глядя назад, ясно вижу острое лезвие, главную тему своей карьеры. Не припоминаю, чтобы много размышлял, решаясь биться с Хлейлоком; это просто казалось правильным. Мог бы - еще проще - бросить Вызов, не сойдясь в споре о тактике: по Закону Хрила, любой спор может быть решен Богом. Просто бизнес. Но я сделал это личным делом. Так и было. Смотря в кость, там были я и он, и не важно, ради чего мы бились... Выделываться, изображая высокие материи, было бы...

Бесчестным.

Вот истина о Пуртине Хлейлоке. За всей Истиной и Честью и Преданностью Справедливости и Благородной Неохотой и так далее, смотря в кость - почему он решился убить меня?

Потому что я обзывался.

Да: я был плохим человеком. Но до такого не падал ни разу.

Пуртин Хлейлок, идеальный рыцарь: еще один кровожадный громила.

И да, верно. На моем надгробии следует выбить: "Кровожадный Громила". Не претендую, что я лучше его... но до сих пор задницу ломит, когда кто-то скажет, что он лучше меня.

Во мне есть тщеславие. Но я не убиваю ради него. Вот и всё.

Остаток плана прошел так же, как почти все мои планы: безупречно вплоть до пункта зрелищного срыва.

Срыв случился на рассвете, через несколько секунд после нашей с рыцарями-искателями атаки на самок-жриц. Мы обрушились падающей многоэтажкой. Я как раз протыкал пасть Носопырки острым ножом, когда Черные Ножи взревели, и им ответили хриллианцы за рекой; вдруг стало реально светло, загорелась бело-голубая звезда, словно Преторнио в последней стадии перегрузки, я посмотрел вниз с второго уровня Ада и подумал: "Запечь мне в жопе куриный пирог!", ибо сказанная бело-голубая звезда оказалась голозадым Пуртином Хлейлоком, он стоял по яйца в моей реке и сражался со всем народом гребаных Черных Ножей. Единолично.

Они валили в воду, спеша к нему черным приливом, бурей саранчи, школой гигантских крикливых пираний, да один-хрен-чем-там-они-были, ведь он не убегал, он держался на месте в круге солнечного огня, которым стала дуга летающего моргенштерна.

Если вам довелось побывать у Семи Истоков [15], вы могли посетить залы Славы в Великой Твердыне Дал'каннита и видеть поистине чудесное творение Раткиннана, величайшего из ныне живущих живописцев Липке. Фреску пятидесяти футов высотой и трехсот футов длиной, "Противостояние Хлейлока у Брода". Там всё, первые лучи зари и громадина изъеденной дырами стены вертикального города, скопища несчетных тысяч Черных Ножей, и Хлейлок, весьма достоверно воспроизводящий Утреннюю Звезду Самого Хрила, мать ее, в центре нарастающего урагана из расчлененных тел огриллонов. И кавалерия на другом берегу, с криками строящая боевой порядок.

Кстати, мне на той картине места не выделили.

Частично потому, что Раткиннан - и остальные в Ордене Хрила - предпочли бы вообще не помнить, что я там был. По большей части потому, что я провел битву, изучая ценность интеллектуальной гибкости и импровизационности под гнетом обстоятельств.

Мои рыцари, вполне ожидаемо, лишь полсекунды сомневались, не ринуться ли к реке: они пришли спасать Хлейлока, а не убивать сучек - жриц. Убийство сучек было моей задачей. Так что за эти полсекунды, пока они смотрели вниз, забыв про сучек, а те лезли вверх, я закричал: - Сработало! Вперед!

Полированные шлемы обернулись ко мне.

- Как думали, что сохранило ему жизнь? Чистота помыслов? - рычал я. - Если самки уйдут далеко и пробудят своего бога и его силы, Хлейлок мертв и мы тоже, так что шевелите бронезадницами! - Тут я отвернулся и побежал за жрицами. Пекло, я вполне мог говорить правду. Через пару секунд сзади послышались шаги, и я довольно усмехнулся заре.

Мы убили всех. Всех, кого нашли. Носопырку и Вжопековырку, Грязношлепку и Вислосиську, а когда я уже не помнил, оставались ли еще - мы просто шли и убивали каждую. Было весело заставлять их визжать, истекать кровью и молить о пощаде. Более чем весело. Сказавший "месть - блюдо, которое лучше подавать холодным", просто не отведал его горячим.

Было так весело, что я забыл о намерении тихо смыться под занавес, когда будет удобнее всего.

Довольно скоро - слишком быстро - всё кончилось. Выжившие самцы и подростки рассеялись по ветрам Пустошей, и хриллианцев было слишком мало, чтобы догнать всех; некоторых приняли в другие роды, но солидарность огриллонов почти не простиралась на Черных Ножей. Другие пересекли весь Бодекен ради человеческих городов, скрылись в гетто для нелюдей по всему Липке и в Анхане, стараясь дожить свои дни, делая вид, что никогда и не слышали о Черных Ножах.