— Летняя сессия уже на носу. Впереди ждет пятый курс и написание диплома, а ты вдруг решила нахватать троек…

— Мне так не кажется, — вырвалось у меня. Да, перебивать педагога — не очень-то вежливо, но я и так уже поняла, к чему она клонит.

И это не я вдруг «нахватала троек». Она сама мне их понаставила, притом весьма незаслуженно.

— Прости, что? — Аделаида удивилась такому ответу.

— Я все также предана учебе, как и раньше, Аделаида Степановна. Возможно вы не знаете, но весенний спектакль очень важное событие для нашего университета, и играть в нем — честь для любого студента. А насчет личной жизни… Что вы имеете в виду?

— Я про слухи, которые циркулируют по вузу. Раз уж ты сама заговорила про это… Хочу отметить, что ты уже не в том возрасте, чтобы привлекать к себе внимание столь вопиюще скандальным образом.

— «Привлекать к себе внимание?», — я сосчитала про себя до десяти. Меня начинал серьезно бесить этот диалог, бесить эта училка, ее манерность и вычурная идеальность, которым место в музее или, на худой конец, в выставочной галерее — но никак не в литературном институте. — Думаете, я сама их распустила?!

— Само собой, Красовская, — преподша поправила острый уголок воротничка от рубашки. — И это очень безответственно и… Невежливо по отношению к другим героям твоих выдумок.

— То есть, я все выдумала?

— Именно, — холеное лицо Аделаиды покраснело от с трудом сдерживаемого гнева. Может, она и считала слухи о моем романе с деканом всего лишь выдумками и фантазиями, но они явно задевали ее. А еще сильнее преподавательницу задевало внезапное охлаждение к ней Верстовского. Вкупе они создавали мощное, убийственное для самооценки комбо.

— И в свете последних новостей твой обман выглядит просто чудовищно, Красовская. Если ты действительно неравнодушна к… этому человеку, неужели ты готова разрушить его жизнь?

Несостоявшаяся девушка Вениамина стиснула в руке карандаш, транслируя крайнюю степень волнения. Я тоже вцепилась в лямки рюкзака, продолжая стоять перед ней, как дура. Меня начало потряхивать.

Обо всем, что касается чудовищей и разрушений, я сама спрошу у того самого «человека». А вот касательно остального… Значит, в чьих-то глазах я не жертва, а агрессор? Подлая интриганка с больной фантазией, сочиняющая сказки про всеми любимого заведующего кафедрой и рассказывающая их целому вузу? Весело, что и говорить.

— А вам не приходило в голову, что слухи могут быть правдой?! — ляпнула совсем не то, что следовало.

Преподавательница холодно и неохотно рассмеялась.

— Нет. Потому что я верю в благоразумие Вениамина Эдуардовича. Возможно, имел место некий… эпизод. Допустим, он выделял тебя среди других студентов или сказал что-то двусмысленное, из-за чего у кого-то вдруг разыгралось воображение… В любом случае, все это ложные надежды и самообман.

Она ненадолго замолчала, теребя бумаги.

— Даже если вы и правда переспали несколько раз, это совсем ничего не значит, понимаешь? Он самодостаточный зрелый мужчина, а ты — совсем юная и неопытная девушка. Что ты можешь дать ему, кроме секса и кратковременного развлечения? — Аделаида подняла на меня недоуменный взгляд, сама удивляясь тем вещам, которые произносит. Для нее все было более чем очевидно. — Он стареет, Маргарита. А когда мужчина стареет, то чувствует необходимость побаюкать свое уязвленное эго. Но кризис среднего возраста рано или поздно пройдет, и тогда он начнет искать себе более подходяшую спутницу. Ту, с кем есть о чем поговорить… и о чем помолчать.

* * *

Я вылетела из аудитории и понеслась по коридору в привычном направлении, вызванивая по пути Верстовского. Скорее всего, мне придется пропустить следующую пару, а, может, и не одну… Что ж, стараний моих все равно никто не видит, а учеба сегодня не задалась с самого утра.

Слова Аделаиды были всего лишь словами задетой отказом мужчины женщины, но они взбаламутили меня почище ссоры с Гардениной. Из глубины души, словно муть со дна озера, поднимался иррациональный страх быть отвергнутой и покинутой. Раньше я не боялась одиночества — просто не думала о нем — но после того, как от меня отвернулась лучшая подруга, захватив с собой большую часть наших общих знакомых, оно стало моей фобией.

Не то, чтобы я всерьез верила, что Вениамин собирается заменить меня на кого-то более мудрого, но… После того, что учудила Юлька, декан стал моей главной опорой в жизни, а помимо этого — единственной радостью и утешением в столь непростое время. Только благодаря нему я вообще находила в себе мужество каждый день преодолевать трудности — отряхивать с себя косые взгляды, игнорировать смешки-нападки и снова и снова посещать занятия.

Если он тоже исчезнет из моей жизни, я этого просто не переживу!

— Что случилось? — по тону моего истеричного звонка и моему виду, когда я предстала на пороге его кабинета, декан уже понял, что приключилась очередная неприятность. Он взял меня за руки и препроводил к себе, приготовившись успокаивать.

— Со мной беседовала Аделаида Степановна, — выпалила я.

— О. Сочувствую, — Вениамин нахмурился. — Кажется, она немного зла на меня. Не нужно было приглашать ее к нам на работу…

— Вовремя же ты одумался, Венечка! — не смогла удержаться от того, чтобы не поддеть его. — Знаешь, что она мне наговорила?

— Боюсь даже представить. Иди сюда, — он привлек меня к себе, заставил сесть к нему на колени. Мое сердце затрепыхалось в томительном волнении, стоило ему оказаться в непосредственной близости. Так мне было легче и одновременно сложнее делиться с ним переживаниями.

— В общем… она считает, что ты со мной только ради секса, — пришлось перебороть себя, чтобы сказать эту мысль вслух.

Верстовский запрокинул голову и громко фыркнул.

— Столько страдать ради того, чтобы получить всего лишь секс!.. — мужчина заметил, что я не разделяю его веселья и снова сделался серьезным. — Извини, продолжай дальше.

— И в скором времени ты заменишь меня на возрастную, статусную женщину! — рявкнула так зло, как будто он и правда собирался это сделать.

Декан округлил глаза.

— С какого перепуга?

— Потому что я еще слишком юна… И, наверно, чересчур красива.

— Что за чушь! Кому нужна возрастная, статусная женщина, когда рядом молодая красотка? — он обнял меня, положил мой подбородок себе на плечо. — Видно, бедняжка пребывает в высшей степени отчаяния. Тебя сильно задели ее слова?

— Я просто вне себя! — легонько куснула его за шею, вдыхая его запах. Он так приятно пах, даже когда не пользовался одеколоном, что в моем животе моментально зашевелился, щекоча внутренности, маленький пушистый котенок.

Верстовский-старший замер, наслаждаясь укусом-поцелуем. Его тело напряглось, а руки стиснули