Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Родственница или родственник?
— Э-э, да ты ревнуешь! И да, и нет.
— Так. А как теперь это понимать?
— Родственница с сыном. Привезла его в глазную клинику на операцию. Завтра они уезжают. Потерпим?
— Вообще-то, можно пойти в гостиницу. Но давай потерпим, — с сожалением сказал Пашков и поднял бокал. — Есть хороший тост. Но немного грустный. За терпение. До завтра. И не дольше.
Ему было и вправду жаль. С самого утра он рассчитывал закончить день в Юлькиной широкой кровати, и вот тебе на — не получилось. Жаль.
— От выдержки вино только лучше становится, — лукаво заметила она, отхлебывая из бокала и явно дразнясь. Он заметил, что голос ее при этом стал ниже. Похоже, что ей тоже жалко, что обстоятельства складываются таким образом.
Пашков решил уйти от этой темы. Если в таком духе разговор продлится еще несколько минут, то он может переменить решение и снимет гостиничный номер.
— Есть деловое предложение, — сказал он, доставая сигарету. Подскочил официант и поднес ему зажженную зажигалку. — Спасибо.
— Да? Только сразу тебе говорю, что в моей нынешней конторе ничего для тебя интересного нет.
— Ну и ладно. Я совсем о другом. Мне нужен хороший бухгалтер. Даже, я бы сказал, финансовый директор.
— Это что-то новенькое. Ты решил открыть собственную фирму?
— Вообще-то… И да, и нет.
— Способный. Прямо на лету схватываешь. А теперь переведи.
— Я теперь директор издательства. Хочу кое-кого заменить.
— Воруют?
— Наверняка сказать сложно. Но что-то такое есть. Конечно, пока не пойман — не вор. Но чувствуется какой-то душок. Понимаешь, о чем я? Беспокойство какое-то.
— И давно ты директорствуешь?
— С понедельника.
— Тогда давай за это и выпьем. За твою успешную работу на новом поприще. Не понимаю только, как ты на это решился. Не пишется тебе, что ли?
— Можно сказать, по воле обстоятельств.
— Бывает. За тебя.
Теперь Юлька смотрела на него задумчиво. Ему в голову неожиданно пришла мысль, что вот такой же взгляд у нее должен был бы быть, если бы он предложил ей выйти за него замуж. Сосредоточенный, обращенный в себя и в перспективу.
— А что хоть за издательство? Богатое?
— Ну все относительно. Но не бедное. Я не буду… — он хотел сказать, что не будет открывать ей всех тайн, подразумевая под этим выходку своего предшественника, говорить о которой было неприятно, хотя он лично не имел к этому никакого отношения, но за прошедшие дни неоднократно вынужденный отвечать на разные вопросы по этому поводу — от милиционеров, ведущих расследование, до сотрудников, по большей части просто проявляющих любопытство и, как правило, необоснованное. Но подумав, что такая фраза может звучать оскорбительно, сказал иначе: — Я не буду утомлять тебя всякими подробностями. Тем более что они тебе и не нужны. Своих забот, поди, хватает. Могу похвалиться, что акционеры приняли решение о расширении.
— Растешь, значит. Платить-то хоть много будешь?
— Договоримся, я думаю. Был бы человек хороший.
— А я хороший человек? — спросила Селиванова, заглядывая ему в глаза.
— Даже очень. По крайней мере, грудь у тебя выше всех похвал. Ну и еще кое-что.
— А голова?
— И голова красивая.
— Спасибо за комплимент. Но вообще-то, я про содержимое. Я хороший бухгалтер. Возьми меня к себе, а?
Такого он не ожидал. Заводя разговор, он рассчитывал на то, что Юлька подыщет ему хорошего специалиста, и не более того. А взять ее на работу… Этого он как-то не планировал. Даже в голове не держал такого. Он сразу вспомнил, как с ее помощью они кинули ее бывший банк. Как бы там ни было, а фактически она предала своих бывших хозяев. А предавший единожды…
— Ты не бойся, — сказала она, как будто прочитав его мысли. — Я тебя не подведу. Во всех смыслах. По крайней мере, я тебе не чужой человек. А это лучше, чем брать очень хорошего, но незнакомого.
— Неожиданное предложение. А там что? Разонравилось?
— Надоело. Брокеры эти чмокеры. Гоношатся чего-то, договариваются, сделки из воздуха. Ничего основательного. Ну какие сейчас ценные бумаги, а?
В конце концов, это не самый плохой вариант. Ему действительно нужен свой человек, на которого можно положиться. А на кого он еще может положиться, как не на любовницу? Во всех смыслах.
— Договорились! Когда можешь приступить?
— Завтра напишу заявление. То, се… Недели две начальство точно промурыжит. Потерпишь?
— Уже терплю до завтра.
— Ну-у… — она улыбнулась. — Потерпи. Не пожалеешь.
Юлька позвонила, едва он уселся в свое директорское кресло, и елейным голосом спросила, не передумал ли он после вчерашнего разговора. Так двусмысленно спросила, что понимай как хочешь — не то по поводу постели-аэродрома, экскурсия по которой была обещана на сегодняшний вечер, не то по поводу работы. Он, усмехаясь в трубку, ответил:
— Нет, не передумал.
— Я так и предполагала. Так, на всякий случай позвонила. Заявление уже написала. Где вечером встретимся? У меня?
— Если приглашаешь.
— Уже пригласила. В семь нормально?
— Вполне. Если ты к этому времени свою родню проводишь.
— Уже проводила. Шампанское с утра на льду стоит. А я как на сковородке. Не задерживайся, а?
В ее голосе слышалось неподдельное волнение, передавшееся Пашкову. Сильна… Неужели и правда так ждет? Это приятно. Но такие откровения его смущали, заставляли усомниться в искренности. Может быть, поспешил он с согласием принять ее на работу?
— Не задержусь.
Едва он положил трубку, как в кабинет вошла секретарша с круглыми глазами.
— Виталий Никитович! К вам там пришли. Из ФСБ.
Она проговорила «феэсбе», смешно коверкая буквы. У нее, как успел заметить Пашков, была такая манера. Шутила она так, что ли? Или вообще у нее с грамотешкой проблемы? Только сейчас эта проблема занимала его меньше всего.
— Так пригласите. И чаю дайте.
Вчера и выпил-то немного, а с самого подъема пить хотелось неимоверно. Выпил уже, наверное, литра полтора всякой жидкости, а жажда все не отступала.
— Здравствуйте, — сказал вошедший в кабинет примерно его возраста мужчина. Говорил он несколько в нос, неразборчиво, отчего голос казался глуше и тише, так что приходилось напрягать слух и, так получалось само собой, внимательнее прислушиваться к словам. — Я капитан Горохов.
— Здравствуйте, — без излишней приветливости ответил Пашков.