— Напрасно ты считаешь меня мягкотелым. Я, например, уже позвонил директору нашего банка на Кипре и попросил его аннулировать все счета Евгения Кирилловича, — улыбнулся Остроумов.

— Директор банка не имеет права этого делать, — возразила Софья.

— Имеет. Если деньги нажиты нечестным путем. А доказательства этого ты предоставила мне сама. Так что директору банка известно про все художества и Куркибы, и Чванова. Не забывай, кроме того, что у меня все-таки есть определенное реноме в деловом мире. Кому, по-твоему, больше поверят — мне или моему референту-жулику? Между прочим, я уже поставил Чванова в известность о своих действиях. Поэтому он такой и мрачный. Теперь у него одна надежда — на обещанные мною двести пятьдесят тысяч.

— Господи, безумие какое-то! Да я бы вообще не дала ему ни цента! — в сердцах воскликнула Софья. — За что? За то, что он тебя обворовал? Гуманизм, милый мой, должен иметь свои границы.

— Ты хотела сказать — альтруизм, не так ли?

— Милосердие, альтруизм — какая разница! — сказала Софья, отворачиваясь к иллюминатору. — Чванова надо наказать, а не откупаться от него деньгами. Ох, Леня, с твоей добротой… — Она недоговорила.

Остроумов лукаво усмехнулся и вновь взялся за журнал.

Через сорок минут самолет приземлился на специально отведенной для «частников» взлетно-посадочной полосе, а еще спустя четверть часа Остроумов с супругой и Чванов были препровождены в зал VIP, где Леонид Александрович, предложив Софье и Евгению Кирилловичу выпить по чашечке кофе в баре, отправился на поиски банковского окошка — для местного банкомата его сумма, наверно, была бы велика.

Чванов с нетерпением ждал его возвращения. Холуйские задатки были сильны в нем и, конечно, научившись угадывать любое желание хозяина, Евгений Кириллович уже в самолете понял, что тот принял для себя какое-то решение и готов как можно скорее от него избавиться.

«Ну и xpен с тобой, деревня! — размышлял Евгений Кириллович, воодушевленный тем, что Остроумов, не откладывая в долгий ящик, пошел за наличными. Почему-то ему показалось, что босс — теперь уже бывший, судя по всему, — собрался расплатиться с ним здесь, в аэропорту. — Главное получить четверть лимона, а там-то уж…»

Он, не обращая теперь никакого внимания на недовольство Софьи, выкурил в нетерпеливом ожидании две сигаретки и еще бы выкурил — назло ей, если бы к нему наконец не подошел Леонид Александрович.

— Ну что ж, пора нам расставаться, Евгений Кириллович, — произнес он то, чего Чванов и ожидал.

— А как же новое задание? — для проформы осведомился он.

— Вы, верно, уже догадались, Евгений Кириллович, что в свете последних событий нам с вами больше не по пути? — проговорил Остроумов. — Так что никаких больше заданий. Будьте добры получить расчет.

Чванов вскочил с кресла в предвкушении огромных денег и тут же, с мгновенно оборвавшимся сердцем, опустился назад, увидев, как этот мужлан, этот никчемный везунчик Остроумов с сосредоточенным видом отсчитывает ему, купюра за купюрой, коричневатые российские сторублевки…

— Вот, прошу вас, — с изысканной вежливостью сказал наконец Остроумов. — Ровно двести пятьдесят тысяч рублей.

— К-как рублей?! — чувствуя, что теряет над собой контроль, что готов постыдно рухнуть в обморок, переспросил Чванов. Он даже обернулся за поддержкой к Софье, но та, болтая ложечкой в пустой чашке, смотрела не на него, а на своего разлюбезного муженька и, судя по всему, была целиком на его стороне.

— Да, рублей. А в чем дело? Что-то не так? — невинно спросил Леонид Александрович.

— Но… но… позвольте! Ведь речь шла о четверти миллиона долларов, которые вы обещали мне выплатить в качестве… гм… отступного.

Остроумов посмотрел на него с каким-то странным выражением — не то жалел в душе, не то презирал…

— Вы, верно, ослышались, Евгений Кириллович, — мягко ответил он. Разве я называл сумму в долларах? Я обещал вам выплатить двести пятьдесят тысяч, но, извините… ни о каких долларах даже не могло идти речи. А-а, понимаю, понимаю… По-видимому, вас сбило с толку то обстоятельство, что мы с вами беседовали о вышеуказанной сумме, находясь за границей, где рубли, как говорится, не в чести. Но сейчас-то мы с вами в России, так что не обессудьте.

Потеряв голову от унижения и отчаяния, Чванов чуть не бросился на босса, но тот шутя поймал его руку и резко вывернул ее вниз.

— Ну зачем же так неосторожно, Евгений Кириллович? Вспомните сарайчик. К тому же, — он заговорщически оглянулся вокруг, — здесь общественное место, на нас люди смотрят. Вы что, не хотите брать деньги? Двести пятьдесят тысяч рублей — довольно большая сумма, даже в условиях российского кризиса. Почти девять тысяч долларов. И это, заметьте, вместо того, чтобы сдать вас правосудию, дорогой, за то, что вы в течение нескольких лет самым беспардонным образом меня обкрадывали. Другой бы на вашем месте радовался, а вы… — Он вдруг каким-то непостижимым образом на глазах превратился из респектабельного джентльмена в страшного леспромхозовского парня с чудовищными кулаками, способного намылить холку любому обидчику. — А ну, бери деньги, пока я не передумал, и вали отсюда, гнида! — процедил вдруг Леонид сквозь зубы. — И чтобы духу твоего больше рядом со мной не было!

Чванов готов был завыть от обиды. Его кинули! И как кинули! Как последнее фуфло! И, главное, кто! Скрипя зубами от бессилия, он задом, чтобы не выпустить Остроумова из вида — мало ли какая пакость еще взбредет ему в голову, — попятился к выходу.

Очутившись на недосягаемом для Леонида Александровича расстоянии, он все же малость отвел душу, злобно выкрикнул:

— Ты меня еще попомнишь, гад!

Хотел крикнуть что-то еще, но двое дюжих секьюрити, аккуратных и непреклонных, подхватив его под белы руки, вывели, как скандалиста, из зала для особо важных особ.

Леонид Александрович возвратился к жене.

— Ты все видела? — спросил он. — Все правильно или у тебя по-прежнему есть ко мне какие-то претензии?

Она рассмеялась, накрывая его руку своей.

— Какой сильный стиль! Претензии! Все правильно, Леня, я рада за тебя… И за нас.

— Ну и ладно, — кивнул он. — И давай больше не будем об этом. Давай лучше о том, что будет дальше. У меня такое предложение: сейчас закажем напрокат по машине, и ты отправишься к маме, а я — к своему старичку. Не терпится, знаешь ли… Извинись за меня перед Катериной Константиновной, скажи, что постараюсь приехать к вечеру. Ждите нас с Алешкой. Я думаю, это будет замечательный вечер.

— Хорошо, дорогой, — счастливо улыбнулась Софья и поцеловала мужа в щеку.

Вчера у него были все основания сердиться на дядьку: он, Денис, выложил ему на блюдечке адрес разыскиваемого Алексея Остроумова, а ни самого Дениса, ни кого другого из его «Глории» лагутинские оперативники даже не взяли с собой — а уж как хотелось пошуровать там, по горячим следам, как хотелось поговорить с Остроумовым! Денис был абсолютно уверен, что там, в этой остроумовской берлоге, обязательно отыщутся улики, которые помогут прояснить последние неясности в «книжном» деле. Но — увы…