Карась не полз, как решил было Игорь, – его волокло по полу нечто, словно явившееся прямиком из наркоманского бреда. Ни один знакомый Игорю образ не годился для описания увиденного. Оно было здоровенным, как медведь, и будто слепленным из комковатой линялой шерсти, серой с черным, как колтуны пыли, что копятся под кроватью неряхи. Не зверь и не человек. Нечто.

Горбясь над жертвой, оно тащило ее в зал, сграбастав кривой лапой, гибкое и бесконечное, как гигантская, в проплешинах, гусеница, полная трупных соков. Карась почти комично сучил руками. Его ладони скрипуче и скользко шлепали по полу. Рот открывался и закрывался. По шее стекала кровь. Смердело псиной.

Игорь таращился во все глаза, словно обратившиеся в мраморные шарики. Сам застыл гипсовым изваянием. Помочь несчастному? Подобная идея, приди она на ум, показалась бы безумием.

Но ум его оставался пуст.

Грубым рывком Карася втянуло в зал, в припадочно моргающий свет, в поле осколков. Карась вскрикнул – изможденно и жалко. Косматое нечто прекратило свое конвульсивное движение. Игорь увидел, что конец этой туши, уплощаясь, уходит под диван.

Бабушка говорила, что домовой может становиться большим, как лошадь, и крохотным, как пуговка. Теперь Игорь мог это подтвердить.

Клювастый, похожий на кудлатую треуголку, нарост в передней части тела раскрылся со слюнявым чавканьем, и в мерцании люстры блеснули ятаганы клыков, беспорядочно усеивающие пасть цвета стухшей говяжьей печени. Клыки мягко, почти любя, погрузились в плечо бедняги, и густая кровь с хлюпаньем потекла меж них, как теплый воск.

Карась заголосил. Но дребезжание его вопля не могло заглушить иной звук – жадное, захлебывающееся урчание ненасытной твари.

Она вгрызалась глубже, давилась и жрала, давилась и жрала, содрогалась в спазмах, срыгивала, сблевывала и жрала опять.

Изголодавшаяся, давно брошенная хозяином, который после смерти стал ее последней трапезой.

Зато теперь она натрескается до отвала, налупится всласть. Не печенье, не конфетки или каша – сырое мясо. И неважно – будь то птички, крысы, кошки или человечина. Человечина даже лучше. А ты и вправду то, что ты ешь.

Сырое мясо восхитительно, бесподобно, дивно. Мальчик, некогда принесший в дар кусок говядины, понимал это. Понял и отец.

Тварь неспешно, смакуя, поползла по спине Карася. Его хламида расходилась под пастью, как застежка-молния, обнажая сочную алую плоть, разделенную белыми зазубринами позвонков. Пройдясь загребущими клыками от лопаток до задницы, точно пылесос, тварь проворно обернулась вокруг жертвы, как изъеденная молью горжетка. Голова Карася затряслась, провалившись в потертую шерсть. На губах вскипели рдяные пузыри.

В паху Игоря лопнуло щекотливое и срамное, горячо и вязко потекло по внутренней стороне ляжки – достойная кульминация этого долбаного вечера. Однако оргазм ужаса привел его в чувство. В голове прояснилось достаточно для единственно верного решения: бежать!

Он вылетел из квартиры, грохнув дверью, и, не удосужившись ее запереть, скатился по ступеням. Вырвался в волглый воздух улицы – взмокший, трясущийся в потливом ознобе, но живой и невредимый.

Чего наверняка не скажешь о Карасе.

Шесть километров до гостиницы он преодолел на своих двоих, по пути купив в баре бутылку джина. Бармен попался понимающий и на поздний час не смотрел.

Благослови его Бог.

* * *

Следующий визит Игорь нанес во всеоружии.

В сизом свете позднего полудня дом по-прежнему глядел насупленно, но утратил то угрожающее впечатление, которое производил вчера. Игорь надеялся, что чувства его не обманывают. Бабушка говорила, домовые днем не показываются. Он натянул кепку на брови, хоть поблизости и не было камер, и зашагал к подъезду. О ногу терлась увесистая сумка, которая таила в себе уйму необходимого: мешки, перчатки, отбеливатель, скотч, пилу, топорик… и еще кое-что. Самое важное, без чего Игорь не посмел бы явиться.

Квартира встретила будничной тишиной. Он запер дверь, оставив ключ в замке – на случай, если придется спасаться бегством, – и с колотящимся сердцем пересек прихожую. С сумкой в обнимку переступил порог зала и обомлел. Он ожидал увидеть что угодно – но не это.

В зале прибрались – настолько, насколько было возможно. Битое стекло сгребли у окна в кучу. Лоскуты обоев приладили к стене, и не хотелось думать, что использовали вместо клея. Сорванная гардина, аккуратно сложенная, лежала на подоконнике. Пустая зеркальная рама вернулась на тумбочку. Кресла расставлены по местам, и на одном ворохом валяется одежда.

Замызганные джинсы. Изжеванная куртка с болтающимся на соплях перепачканным капюшоном – глупо надеяться, что это просто грязь. И раздолбанные говнодавы. Они венчали стопку Карасевых шмоток. Тот, кто прибрался в комнате, посчитал их недостойными поганить пол.

Самого Карася и след простыл.

Игорь присел и заглянул под диван, готовый надавить на пятки, если обнаружит там… вчерашнее.

Никого и ничего.

Как мог бесшумно, Игорь опустил пакет на пол.

В пакете едва слышно звякнуло.

– Спасибо, – сипло сказал Игорь. – Ты упростил мне работу.

Он надел перчатки. Резина щелкнула на запястьях, и Игорь почувствовал себя прирожденным преступником. Когда он утром звонил Кате сообщить, что зал затопили соседи, его голос совсем не дрожал. Определенно, у него есть криминальные задатки.

Игорь вынул из пакета мешок для мусора и подступил к креслу. От шмоток Карася пахло застарелым потом и почему-то тиной. Игорь пошарил по его карманам в поисках документов, но обнаружил лишь проездной и скомканную бумажную салфетку. В салфетке брякнуло. Игорь развернул ее, ожидая найти мелочь, и едва не выронил, увидев, что скрывает бумага.

В салфетку были завернуты зубы. Горсточка желтых прокуренных резцов, клыков и коренных.

Домовой не доедает подношение полностью, вспомнил Игорь.

Тело больше не представляло проблемы. Значит, можно было переходить ко второй части плана.

Игорь ушел в спальню и вернулся с одной из тряпичных кукол. Ею оказался малыш дзюдоист, мамин любимец. Игорь усадил куколку подле дивана.

– Дедушка-соседушка, хозяин-домовой, – произнес он распевно. – Пойдем в новый дом, с нами жить – не тужить, сырое мясо кушать, сказки слушать.

Повторив заклинание трижды, Игорь поднял тряпичного дзюдоиста с пола. Боязливо повертел в руках: не потяжелел ли? А вдруг внутри что-то шевелится?

Куколка казалась прежней. Разве что запах… Да как угадаешь, когда псиной пропиталась вся квартира?

Нервно вздохнув, Игорь принялся разбирать сумку.

Полчаса спустя он трясся на заднем сиденье автобуса, прижавшись виском к окну. Автобус подбрасывало на кочках, висок бился о стекло. Тянуло пластмассой и капустной кислятиной, а Игорю все мерещилась песья вонь. На коленях устроилась полегчавшая сумка.

От конечной он долго топал через посадки, сквозь прошлогоднюю траву, проступившую из-под снега, цеплял на штанины колючки