Ронетте нравилась музыка в стиле фолк, которую исполняли в этом клубе, они с Диком хорошо танцевали. Она была женщина добрая и великодушная, и не было такой проблемы, с которой она не могла бы справиться. Оба очень заботились об Элли, старшей из трех дочерей.

Время от времени глубоко вздыхая, Ронетта рассказала мне, что произошло.

«Элли стала непослушной с тех пор, как пошла в восьмой класс. Начала по любому поводу спорить: насчет работы по дому, телефона и учебы. Но мы не очень беспокоились о ней. Мы знали, что с подростками такое бывает. Училась она довольно хорошо, занималась плаванием. Ее друзья нам нравились. Беспокоило нас только ее непослушание. Несколько раз она прогуливала школу и по вечерам могла улизнуть гулять с друзьями. Мы боялись, что она попадет в беду».

Тут Элли стала всхлипывать во время маминого рассказа, а Дик стал сжимать и разжимать кулаки, словно готовясь к драке. По лицу Ронетты побежали слезы, оно окаменело, но она продолжала говорить.

«В последний месяц Элли постоянно выводила нас из себя. Она оскорбляла нас и дерзила в школе. Вчера ее вызывали в кабинет школьного психолога, потому что она толкнула ребенка в коридоре. Это просто не наша Элли. Она стала плохо учиться и перестала встречаться с друзьями. Мы понимали, что с ней что-то стряслось, но не могли понять, что именно».

Дик сказал: «Мы спрашивали, что случилось, но она не отвечала».

«Слава богу, Элли рассказала обо всем школьному психологу, – сказала Ронетта. – События стали разворачиваться стремительно».

Я сказала: «Понимаю, что вам трудно об этом говорить, но что все-таки случилось?» Мы все посмотрели на Элли, а та уткнулась лицом в спинку кресла.

Дик ответил: «Мы не знаем подробностей. Слишком трудно говорить об этом».

Ронетта бесстрастно произнесла: «Элли без спроса пошла в боулинг. Думала, там ее друзья, но их там не было. Когда она возвращалась по парковке домой, четверо парней затащили ее в машину и изнасиловали».

«Как жаль, что она не рассказала обо всем нам, – продолжала Ронетта. – То, что она от нас это скрыла, так же больно для нас, как и само изнасилование. Мы думали, она нам доверяет больше. Думали, у нас дружная семья».

«Девушки обычно держат такое в секрете, – ответила я. – И это не значит, что у вас не дружная семья».

«Просто поверить не могу, что с Элли такое случилось, – сказала Ронетта. – Я виновата, что не предотвратила этого».

«Я хочу умереть», – прошептала Элли.

Дик сказал: «Я убью этих подонков».

«Что нам теперь делать? – воскликнула Ронетта. – Никто из нас не может спать по ночам. Мы есть не можем. Дик уже четыре дня не ходит на работу».

Вся семья была потрясена и нуждалась в психотерапии. Безусловно, юные девушки в таких случаях очень страдают. Я планировала провести с ними групповую психотерапию, но мне нужно было поговорить с Элли наедине.

На первом приеме Элли выглядела немного лучше: откинула с лица темные волосы, в глазах не было слез. Мы несколько минут поболтали про школу и тренировки по плаванию. А потом я заговорила об изнасиловании.

Она прижала к груди диванную подушку и окаменела. Ногти и кожа на кончиках пальцев были обкусаны. Она не была готова рассказывать, поэтому я сама рассказала ей о других пострадавших детях и о том, как они смогли это пережить. Проговорила, что представляет собой эта психотравма.

«Когда порежешь палец, течет кровь; кровь тебе может не нравиться, это страшно и грязно, но порезанные пальцы всегда кровоточат. Это так и должно быть. Если не кровоточат, значит, что-то не так. То, что с тобой случилось, ужасно, поэтому ты так страдаешь. Тебе это не нравится, это страшно и грязно, но это помогает тебе поправиться. А если скрывать свои чувства, то тебе еще долго не станет легче».

Элли в упор смотрела на меня из-за диванной подушки; в темных глазах было страдание. Я объяснила, что происходит при психологической травме. Людям снятся кошмары, им трудно заснуть. Может быть, ей страшно показаться на людях или оставаться дома одной. Ей может показаться, что она сходит с ума и никогда не поправится. Может винить во всем себя, думать, что надо было быть умнее и не допустить того, что произошло.

Элли кивнула в знак согласия и тихо сказала: «Мне они постоянно мерещатся».

Я посидела рядом с ней, позволяя выплакаться.

Следующие четыре встречи были похожи на вторую. Я читала что-то Элли или рассказывала ей о других девушках, с которыми случилось нечто подобное. У Элли были по-прежнему искусанные пальцы. Она отказывалась выходить из дома без сопровождения кого-то из родителей. Потеряла интерес ко всем делам, которыми занималась вместе с друзьями.

На шестом приеме Элли сказала: «Сегодня я расскажу, что случилось».

Помолчала и спросила: «Ведь становится лучше, когда рассказываешь, да?»

Я кивнула.

Она обняла диванную подушку и рассказала, что произошло. Она хотела потихоньку смыться из дома и попить кока-колу с подружкой, но папа той подружки все не ложился спать, и она боялась не только свалить из дома, но даже позвонить ей. Так что когда Элли пришла в боулинг, ее подружки там не было.

«Я еще час подождала, – продолжала Элли, – мне было как-то нехорошо, болела голова, и эти старшеклассники так пялились на меня. Я их не боялась, но мне было неловко, что я там одна».

Тут ее голос напрягся. «Я ушла из боулинга часов в двенадцать. Заметила, что те парни тоже стали собираться, но меня это не насторожило. Они догнали меня на машине и предложили покататься с ними. Я их не знала и отказалась. Они объехали парковку вокруг и вернулись. Потом они остановили машину, двое вышли, схватили меня и затащили внутрь».

Теперь ее голос стал совсем бесстрастным. «Их там было четверо. Их лиц в темноте я не видела. Двое держали меня на заднем сиденье, а машина поехала на аллею за боулингом. Я стала кричать, и один из них сказал: “Давайте не будем…” Но друзья обозвали его сосунком, и он заткнулся. Я думаю, он меня не насиловал. Только те трое».

Элли замолчала и уставилась в окно. Глаза у нее были сухие, измученные. Она отдышалась и продолжила: «Сначала меня изнасиловал тот, что был за рулем. Его приятели сорвали с меня джинсы, а он запрыгнул сверху. Не поцеловал, ничего такого».

У нее сорвался голос, но она продолжала: «Я никогда раньше не занималась сексом, и мне казалось, что меня разрывают напополам. Когда он кончил, то позвал других, чтобы и они тоже… Эти двое, что были на заднем сиденье, насиловали меня по очереди. Меня вырвало. Потом они взяли мою рубашку и ею вытерли блевотину».

Теперь Элли трясло как в лихорадке. Голос ее стал совсем безжизненным. «И все это время они хохотали и шутили. Тот, что за рулем, сказал, что я же сама этого хотела, а то не ходила бы там одна. Они обращались со мной как со скотиной бесчувственной. А потом они просто вытолкнули меня из машины и рубашку мою выкинули следом. Я надела ее, чтобы прикрыть голую грудь, и пошла домой. Я так рыдала, что думала, со мной инсульт приключится или что еще, но не вернулась домой, пока не проплакалась. Тихо влезла через окно и до утра пролежала в постели. А потом приняла душ и выстирала рубашку».