Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Само это измерение как будто замерло на ринге, секунды казались минутами, минуты – практически годами, и солдаты Боскейл хватались за головы, а солдаты Бьянкорсо прыгали и радостно кричали.
Но не Аззудонна. Женщина подошла к стене прямо там, где расположились товарищи, и подняла руку. На её запястье была оторванная от рубахи Закнафейна лента.
- Перте мийе Закнафейн! – закричала она. – За тебя, мой Закнафейн!
И она продолжала во весь голос кричать «Перте мийе Закнафейн!», изо всех сил, со всеми её слезами, пролитыми за этого обречённого мужчину, за которого она сегодня сражалась, этого незнакомца, в честь которого она нашла в себе силы на этот бросок.
- Перте мийе Закнафейн! – кричала она.
- Перте мийе Закнафейн! – присоединились к ней солдаты Бьянкорсо.
- Перте мийе Закнафейн! – присоединились к ним фанаты Бьянкорсо.
И затем случилось то, что показалось ещё более волшебным, то, что тронуло Кэтти-бри, Энтрери и Джарлакса больше всего увиденного ими в Скеллобеле. Воин арктос орок из Боскейла вырвал мяч у Весси и бежал по рингу, но он резко остановился, бросил мяч на лёд и наступил на него тяжёлой ногой.
- Перте мийе Закнафейн! – воскликнул орк, и все солдаты Боскейл точно также остановились и присоединились к этому крику.
А затем – «Перте мийе Закнафейн!» – в унисон и в полном согласии кричали пятьдесят тысяч каллидцев. Скандирование продолжалось и продолжалось, громче и громче с каждым разом, и огни Весёлых Танцоров как будто принялись качаться и мерцать в такт каждому звуку. Пятьдесят тысяч голосов поднялись в речитативе. Пятьдесят тысяч эвендроу, курит, улутиунов и арктос орок указывали пальцами на Закнафейна, этого незнакомого им чужака, беднягу, который случайно оказался в их земле и которому, похоже, оставалось всего несколько часов жизни.
- Перте мийе Закнафейн!
Кэтти-бри всхлипнула и зашлась непроизвольным смехом – сама не зная, почему.
- Что происходит? – спросила она окружающих, и заметила, что Энтрери тоже кидает из смеха в слёзы, а плечи Джарлакса вздрагивают от рыданий или, может, от недоумённой радости.
- Что происходит?
- Перте мийе Закнафейн!
- Я не знаю! – закричала ей Илина. – Я не знаю!
Никто не знал.
Но все это почувствовали.
Они кричали и указывали пальцами, и так, как будто они направляли Весёлых Танцоров – а может быть, это была просто игра света – из полярной ночи словно опустилась фиолетово-зелёная лента, коснулась Зака, и он улыбнулся.
Его большой, растянутый, жабий рот улыбнулся.
Скандирование стало затихать, но затем Зак неожиданно оторвался от носилок, заревел, напрягся и встал, надломленный и согнутый.
Но он встал.
И вся Каллида закричала, приветствуя его.
Кэтти-бри посмотрела на ринг, на Аззудонну и проныру Боскейла, которую та подсекла, опиравшихся друг на друга в поисках поддержки, и обе они кричали, приветствуя Закнафейна.
Закнафейн выпрямился. Дыхание уже не вызывало у него затруднений. Опухший, скрюченный, с кожей гневно-красного цвета, он не желал сдаваться, и тогда Кэтти-бри поняла.
Она просто это знала.
Он будет бороться с фагом, пока не возвратится магия.
Закнафейн будет жить.
- Что мы только что видели? – сумела спросить она Джарлакса.
- Всё, о чём я только мечтал, - ответил он, шмыгая носом и смущённо хихикая от радости.
Часть 4
Выборы
Я никогда не мог себе представить, что Киммуриэль Облодра способен относиться к чему-то с такой эмоциональностью. Он видел, как верховная мать Бэнр разрушает его дом, а всю его семью за считанные мгновения убивают. Он видел, как его мать отрывают от мучений в Бездне, чтобы использовать как связующее звено с ульем иллитидов – и впоследствии уничтожить.
Он часто говорил об этом – с Джарлаксом, со мной, – и никогда, ни единого раза, я не видел ничего, кроме рассчётливого и интеллектуального подхода к личным трагедиям.
Даже сейчас, в нашем общем путешествии на восток, когда он вспоминал об этих событиях, они служили лишь уроками о том, какой личной властью может наделить своих избранных Ллос ради сражения с узурпаторами и еретиками. Не было ни намёка на скорбь, ни единого упоминания, что его заботила судьба К’йорл и остальных. Но когда он говорил о грядущем шторме – и более того, об истории Мензоберранзана, раскрывшейся в воспоминаниях, переданных Ивоннель и верховной матери Квентл, – я видел отчаянное желание, отчётливую искру, отчётливое чувство сразу жажды и предвкушения; сочетание эмоций, которое встречается лишь тогда, когда итог представляет огромную важность для говорящего.
Когда я размышляю над этой кажущейся непоследственностью хладокровного псионика, узел его сердца начинает распутываться. Его обучали покорности. Он даже не вздрогнул – или почти не вздрогнул – когда уничтожали его семью, когда у него с такой жестокостью и внезапностью отняли дом, наследие, знатное и богатое происхождение – и всё потому, что в рамках цинизма, который с самого рождения закладывали в Киммуриэля, в столь многих из нас в Мензоберранзане, это было предсказуемое событие.
Сочетание беспомощной покорности и простого отупения от ежедневной жестокости и зверства – губительная смесь для эмоций любого дроу.
Но в эти дни глаза Киммуриэля сверкают.
Теперь он едет верхом рядом со мной, чтобы поговорить – чтобы вместе надеяться.
Это ключ к его пробуждению – он осмелился надеяться.
Я не могу прятаться внутри себя, хотя и жалею об этом. Мои оправдания против этого света надежды мне самому кажутся пустыми, но я не могу отрицать, что в моём собственном сердце эта надежда вызывает сопротивление.
Интересно, какова будет моя роль?
Поступок верховной матери и Ивоннель на том поле был неожиданным и шокирующим, признаю, и наверняка многие очевидцы испытали прилив надежды.
Поначалу.
Когда я мысленно возвращаюсь к моей жизни в Мензоберранзане, лучше всего я помню рвение жриц Ллос и моей собственной матери, верховной матери Мэлис. Думаю, что если бы это великое событие и великая ересь случилась в те времена, я увидел бы искру в глазах Закнафейна, и скорее всего – в глазах моей сестры Вирны, может быть – даже в глазах Майи.
Я уверен, что Мэлис быстро бы погасила эти тлеющие угли надежды, а даже если нет – если бы Мэлис услышала надежды и обещания своих детей и любовника, мысль о том, что можно отвернуться от Ллос, зародилась