А один раз при Николае произошло следующее: пришел один соглядатай, он следил за окружением Эстебана, поэтому Николай его знал. Вызвал одного из троих (Назар Назарыч его звали) и говорил с ним, а вечером Николаю звонит Эстебан и сообщает, что умер Василий. Он был патриот, но одиночка, и на их группу это не повлияло. Николай понял: «Надо действовать, ноутбук здесь!» Он решил рискнуть и придумал план, оригинальный, но не без авантюры. Поэтому не стал посвящать ни Эстебана, ни Леонида, никого. Уверен был – запретят. Они же все время повторяют: «Терпение, терпение». Менталитет у них, у долгожителей, такой. В крови у них это терпение, привыкли за несколько веков, и им хоть бы что, но Николаю не терпелось. Он знал тоже одного патриота-одиночку и несколько раз видал его в окружении четверых работяг, тот, чтобы привлечь к себе, рыбачил с ними, угощал водкой и очень часто общался и разговаривал. И Николай решил его заложить, а зная, что злодейство они никогда не откладывают на потом и вершат мгновенно, решил не уходить, а проследить и действовать по обстоятельствам. «А какие могут быть обстоятельства, – спрашивал он себя, – если не получится втихаря, просто в нужный момент ворвусь и грохну двоих-троих, сколько их там будет, не жалко, ноутбук того стоит, сколько лет искали лишь бы я не ошибся и он был действительно здесь». Подготовился он основательно, взял у Сидора ноутбук для замены, а тот изучил старые чертежи и его усовершенствовал. В последнее время Николай всегда носил его с собой в заплечной сумке. Теперь это были не просто муляжи, а, как и положено, внутри с полным набором букв и знаков. После набора кода, как в настоящем, ровно через 2 минуты загоралась зеленая лампочка. Так что нелюдь будет уверен, что все сработало. Еще он на всякий случай снял отпечатки с ключей нескольких комнат и сделал дубликаты.

Готовился, готовился Николай, а получилось по-другому, неожиданно и лучше. Однажды пришел другой соглядатай и кого-то сдал Назару. Они разговаривали в бильярдной, отошли от стола и потихоньку секретничали, иногда переходя на шепот. Но Николай многое уловил, тот передал ему коды, записанные на листочке, и вроде бы не на одного, а сразу на несколько человек. Соглядатая Назар отпустил, а сам позвонил напарнику. Наверно, тот сказал, что пока занят и будет попозже, потому что Назар ответил: «Ну ладно, приходи, но чего мне ждать полчаса, начну без тебя, народу сейчас здесь мало, не помешают, думаю, и сам управлюсь». И Назар уединился в одной маленькой комнате рядом с бильярдной. Николай своим ключом приоткрыл дверь и увидел, как он достал из сейфа ноутбук, поставил на стол рядом с окном, открыл его и развернул листок, переданный соглядатаем. Странно, но в этот решающий момент Николай не чувствовал никакого волнения. Он тихо открыл дверь, Назар стоял у окна спиной к нему, осторожно подошел и сильно ударил сверху кулаком по голове, тот начал падать, и Николай даже поддержал его и уложил на пол, на всякий случай лицом вниз, вдруг очнется и увидит его. Уже потом выяснится, что просто оглушил его и он, придя в себя, посчитал, что терял сознание. Дальше Николай подменил ноутбук, вышел, опять закрыл дверь на ключ и улетел (его вертолет стоял на стоянке возле помещения).

Поднявшись в воздух, увидел этого соглядатая, он уже подходит к остановке автобуса, расположенной в километре от поселка. Николай тут же сообразил, что его нужно забрать с собой и отвезти вместе с ноутбуком к Леониду. Пусть узнают, на кого он наклепал, ведь этих людей надо временно спрятать, иначе поймут, что ноутбук не действует. «Но это уже не моя проблема, пусть другие с этим разбираются, им всем теперь предстоит много работы, причем приятной, – посмотрев на ноутбук и улыбнувшись, подумал он, – а мне надо срочно поменять ноутбуки в первой и третьей республиках».

Извини, читатель. Но как это произошло, автор точно и сам не узнал и тебе поэтому врать не будет. В пансионате до этих слов дяди Коли стояла напряженная тишина. Все ждали, удастся ли найти этот злосчастный ноутбук, в лицах слушателей прямо читалось сомнение, а удастся ли это вообще. Но после этих слов обстановка сразу разрядилась, все облегченно вздохнули и потеряли интерес и к каким-то другим республикам, и к чему-то еще. А шахматист-интеллектуал, обращаясь к дяде Коле, даже за всех толкнул небольшую речугу, он сказал: «Мы уверены, с вашими возможностями подменить и те, другие, ноутбуки не составило большого труда. Давайте это опустим, теперь мы и сами можем предположить и все дальнейшие развития событий. Возможно, была некоторая войнушка трое на трое с противными республиками. Уже и не важны детали, как и к чему, осудили своих арестованных нелюдей. Дело к утру, а хочется узнать, как же вы снова оказались здесь и как вас встретила Москва». Время поджимало, и все с ним согласились, мы и так в эту последнюю ночь просидели до 9 часов, до самого завтрака. Ну а автор обещает читателю, что его еще кое-что интересное ожидает в третьей, очень короткой, части нашего повествования.

Ну а пока продолжу. Ушел режим лжи и страха, интеллигенция очнулась от долгой спячки в жизни, появилась потребность приносить пользу. Предстояло много работы, энтузиазм захватил всех – не только патриотов; и мамлюки, и аксебаши положительно отнеслись к переменам, и даже барабанщики оживились. В едином порыве, наслаждаясь свободой, принялись налаживать жизнь и вырабатывать концепцию ее, основанную на принципах права и морали. Даже простой народ воспрянул и потянулся к просвещению и начал читать (стало выходить много новых газет и журналов). В общем, жизнь в республике забурлила и забила новым свежим ключом. И только Николай почему-то сник и заскучал. Конечно, он рад был за новых друзей, за Великую победу над силами зла, одержанную при его активном участии. О нем писали, рассказывали по телевизору, он становился кумиром, но это было уже не его – цель достигнута и не надо кем-то притворяться, хитрить, помогать некому, исправлять нечего, кругом друзья и только свои, а он чувствовал себя не нужным и чужим.

1 мая закончился пятнадцатый год его пребывания здесь, началось лето, и пошел уже июнь. Николай по-прежнему жил в деревне Большие Сосны. Проснувшись ранним утром, еще до рассвета, почувствовал себя особенно опустошенным и потерянным. Ни о чем не думая, поднялся, оделся и как будто по чьей-то воле сел на мопед и приехал к месту на речке, где впервые здесь встретил пацанов. Было предчувствие – что-то должно произойти. И действительно, на пока еще темном фоне рассвета над ним образовалось светлое пятно, оно опускалось на него. Он, как и тогда, 15 лет назад, как-то потерялся и ничего не запомнил, что происходило дальше.

Николай очнулся. Медленно приходя в сознание, обнаружил себя сидящим на траве рядом с какой-то дорогой. Он встал и огляделся. В памяти медленно всплывало что-то родное и забытое… «Неужели?… Наконец-то… Все же свершилось!» – внезапно обожгла его радостная мысль. И он начал вспоминать и узнал место Ленинградского шоссе, откуда 15 лет назад он и покинул родную землю. Оглядев себя, увидел, что и одет он в свою таксистскую форму, когда-то специально пошитую для водителей назначенных обслуживать Олимпиаду. В боковом нагрудном кармане форменной же рубашки оказалась его старая пачка сигарет «Ява», а в своих старых, простых, нефирменных, рабочих джинсах в маленьком потайном кармашке обнаружилась двадцатипятирублевая банкнота. «Вот, молодец, как знал, заранее приготовил, как раз пригодится – возьму такси домой доехать», – похвалил он себя, вспомнив, что всегда раньше держал здесь, как бы заначку на черный день. В другом кармане джинсов лежал сапфир, его тоже переложили из ялмезанской куртки (последнее время он всегда возил его с собой). Странно, но почему переложили и его, значит, Они посчитали, что камень тоже его личная собственность, ведь это был подарок. Николай перевел взгляд от дороги на небольшой лесок, выросший уже в его отсутствие. Там, еле заметно, сквозь молодые кустики голубела и еле просматривалась машина. «Неужели моя?» – удивился он и вспомнив, как оставил ее на обочине, подошел поближе. Там без дверей, без колес и даже без мостов на спине лежали «жигули». «Ну точно, мой голубой «жигуль», моя «копейка», – решил он и представил, как его долго стоящего без присмотра, сначала откантовали с обочины в сторонку, а потом постепенно разграбили.