Он махнул рукой в сторону курительного набора, и Перси подала его. Скрутила себе сигарету, пока папа набивал табаком чашу трубки.

— У нее есть талант. Вне всяких сомнений.

Перси улыбнулась.

— Она унаследовала его от тебя.

— С ней надо быть осторожными. Творческий ум нуждается в свободе. Он должен блуждать по своим собственным тропам и со своей собственной скоростью. Это трудно объяснить, Персефона, тому, чей разум следует более бесстрастными путями, но она обязательно должна быть свободна от насущных проблем, от развлечений, от всего, что может похитить ее талант. — Отец схватил Перси за юбку. — У нее случайно не завелся ухажер?

— Нет, папа.

— Такая девушка, как Юнипер, нуждается в защите, — продолжил он, выпятив подбородок. — Она должна жить в безопасном месте. Здесь, в Майлдерхерсте, в замке.

— Ну конечно, она останется здесь.

— Ты должна позаботиться об этом. Присмотреть за обеими сестрами.

И он завел обычный разговор о наследстве, преемственности и ответственности…

Перси немного подождала, докурила и только тогда спросила:

— Отвести тебя в уборную перед уходом, папа?

— Уходом?

— У меня сегодня вечером встреча в деревне…

— Вечно ты спешишь.

Он недовольно надул нижнюю губу, и Перси ясно представила, как он выглядел в детстве. Испорченный ребенок, который привык получать все, чего ни пожелает.

— Идем, папа.

Она отвела старика в уборную и полезла за жестянкой с табаком, пока ждала в остывающем коридоре. Похлопав себя по карману, она вспомнила, что оставила ее в комнате в башне. Папа выйдет не скоро, так что она поспешила назад за жестянкой.

И нашла ее на столе. А еще там лежал сверток. Пакет от мистера Бэнкса, но без марки. Значит, его доставили лично.

Сердце Перси забилось быстрее. Саффи скрыла визит гостя. Возможно ли, что мистер Бэнкс приехал из Фолкстона, прокрался в замок и поднялся в башню, даже не поздоровавшись с Саффи? Возможно, заключила Перси, но крайне маловероятно. Зачем ему поступать подобным образом?

Мгновение она нерешительно помялась, теребя конверт, пока жар растекался по затылку и под мышками, отчего блузка прилипла к телу.

Затем она бросила взгляд через плечо, хотя знала, что никого рядом нет, распечатала конверт и вытряхнула сложенные листки. Завещание. Дата стояла сегодняшняя; Перси расправила письмо и бегло просмотрела содержимое. Странная тяжесть придавила ее к земле, когда ее худшие опасения подтвердились.

Она прижала руку ко лбу. Как можно было допустить подобное? И все же вот оно, черным по белому плюс синий росчерк папы. Она перечитала документ еще раз, более внимательно, в поисках лазеек, пропущенной страницы, любого свидетельства, что она неправильно поняла, поспешила.

Не поспешила.

О боже, она не поспешила.

1992 год

Для визита в Майлдерхерст Герберт одолжил мне машину. Едва покинув шоссе, я опустила окно и подставила щеки ветру. Сельская местность изменилась за месяцы, минувшие с моего первого посещения. Лето пришло и ушло, и сейчас догорали последние дни осени. Огромные сухие листья лежали золотистыми грудами у обочины, и по мере того как я все глубже и глубже погружалась в Уилд Кента, гигантские ветви деревьев простирались над дорогой и смыкались посередине. Каждый порыв ветра срывал новый слой; сброшенная кожа, завершенный сезон. В фермерском доме меня ждала записка.

Добро пожаловать, Эди. У меня появились неотложные дела, а Кенар слег с простудой. Пожалуйста, возьмите приложенный ключ и заселитесь в номер три (второй этаж). Сожалею, что не встречу вас лично. Увидимся за ужином в семь часов в столовой.

Мэрилин Кенар

P. S. Я заставила Кенара отнести в ваш номер письменный стол получше; он немного узковат, но я подумала, что вы оцените возможность разложить свою работу.

«Немного узковат» — мягко сказано, однако я всегда питала слабость к тесным и темным закуткам, так что немедленно принялась красиво раскладывать расшифровки интервью Адама Гилберта, свои экземпляры «Майлдерхерста Раймонда Блайта» и «Слякотника», разнообразные блокноты и ручки. Затем я села и провела пальцами по гладкому краю стола. Я опустила подбородок на руки и тихонько вздохнула от удовольствия. Такое же чувство, как в первый день школы, только в сотню раз лучше. Четыре дня простирались впереди, и я была полна энтузиазма и надежд.

Тут я заметила телефон, старомодную бакелитовую штуковину, и поддалась непривычному порыву. Разумеется, все дело в возвращении в Майлдерхерст: в то самое место, где моя мама обрела себя.

Гудки раздавались снова и снова, и когда я уже собиралась повесить трубку, она ответила, немного запыхавшись. После моего приветствия повисла недолгая пауза.

— А, Эди, извини. Я искала твоего отца. Он вбил себе в голову… Все в порядке? — спросила она; ее тон стал острым как бритва.

— Все хорошо, мама. Я просто хотела сообщить, что добралась.

— А!

Она умолкла, переводя дыхание. Я удивила ее: звонки о благополучном приезде не входили в нашу обычную рутину; прошло лет десять с тех пор, как я убедила ее, что, если правительство доверило мне право голоса, возможно, ей тоже пора доверять мне и не требовать звонка об успешном завершении поездки в метро.

— Что ж. Ладно. Спасибо. Очень мило, что ты позвонила. Папа будет рад. Он скучает по тебе; хандрит с тех пор, как ты уехала.

Снова пауза, на этот раз более долгая; я почти слышала, как мать размышляет, наконец она решилась.

— Значит, ты там? В Майлдерхерсте? Как… как он? Как он выглядит?

— Великолепно, мама. Осень превратила все в золото.

— Я помню. Помню, как он выглядел осенью. Как деревья долго оставались зелеными, и только верхушки горели алым.

— И оранжевым, — добавила я. — А еще здесь повсюду листья. Честно, повсюду, как будто толстый ковер на земле.

— Да, точно. Ветер дует с моря, и они осыпаются дождем. Там ветрено, Эди?

— Еще нет, но по прогнозам на неделе будет штормить.

— Подожди — и сама увидишь. Листья начнут падать, как снег. Хрустеть под ногами во время бега. Я помню.

Последние два слова были тихими, какими-то хрупкими. Меня охватило неведомо откуда взявшееся чувство, и я услышала свой голос:

— Знаешь, мама… я заканчиваю работу четвертого; может, приедешь на денек?

— Ах, Эди, нет, нет. Твой папа не сможет…

— Ты должна приехать.

— Одна?

— Пообедаем в каком-нибудь приятном месте, только ты и я. Прогуляемся по деревне.