Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1960 году министром культуры СССР стала Екатерина Фурцева. Новый министр оказалась настоящим реформатором в советской культуре. В 1958 году по её инициативе был проведён Первый Международный конкурс им. П. И. Чайковского. В 1959 году состоялся Первый Московский международный кинофестиваль. В 1969 году — Первый Международный конкурс артистов балета. Открылся Театр эстрады, который возглавил Н. П. Смирнов-Сокольский. Был построен концертный зал «Россия». Появилось много новых певцов.
Руслановой эта волна нового никак не коснулась. Ничего она уже для себя не ждала.
Такое бывает, когда творческий человек переходит наедине со своим ремеслом в иное душевное состояние, когда внешнее и общепринятое начинает волновать его всё меньше и меньше, а потом и вовсе отдаляется. Суета исчезает как пыль, поднятая случайным ветром… И наступает пора душевного покоя. То, о чём так мечтал Пушкин: «покой и воля…»
Воля у неё была. После Владимирки, которая либо ломала человека, либо настолько закаляла, что любая буря ему уже была не страшна. А покой она обрела, когда стала меньше гастролировать, проводить больше времени с семьёй, с дочерью, зятем и внучкой.
Жуков же всю жизнь ожидал очередного призыва. До последнего надеялся, что он снова станет нужен, что его призовут под боевые знамёна для новых свершений. Не призвали.
Русланову от иллюзий избавили тюрьма и лагерь.
Жуков любил слушать её песни. Особенно «Степь да степь кругом…», «Когда б имел златые горы…», «Валенки».
Как-то раз Русланова с Жуковым порадовали, от души повеселили гостей, исполнив одну из любимых маршалом песен дуэтом. При этом Русланова старалась уступать «Георгию Победоносцу», придавливала свой голос. Когда песня кончилась, они поклонились гостям. И Русланова своему партнёру сказала:
— Для маршала поёшь совсем неплохо.
Однажды они разговорились о современной эстраде.
— Фурцева хочет, чтобы у нас на эстраде было не хуже, чем у них, — усмехнулся Жуков.
«У них» — это на Западе. Новый министр культуры Екатерина Фурцева энергично выводила на большую сцену молодых певцов. В 1960 году, уйдя из хора им. Пятницкого, начала сольно выступать Людмила Зыкина. Публике она сразу понравилась. Чуть раньше засиял голос Ольги Воронец. В начале 1960-х в Москонцерт пришла ещё одна исполнительница русских народных песен — Александра Стрельченко. Такова жизнь.
С одной стороны, Екатерина Алексеевна покровительствовала всему русскому в культуре, в том числе и русской народной песне. С другой — из той же русской песни выхолащивался дух народа, в недрах которого песня родилась и зазвучала.
В связи с этим Русланова рассказала Жукову последний анекдот. О том, как на одном из расширенных худсоветов Катька (Фурцева) вдруг резко обрушилась на казачьи ансамбли: «Зачем нам столько хоров этих? Ансамбль кубанских казаков! Ансамбль донских казаков! Терских! Сибирских! Надо объединить их всех, сделать один большой казачий коллектив, и дело с концом!» Все молчат. И вдруг ей Смирнов-Сокольский говорит: «Не выйдет, Екатерина Алексеевна! До вас это уже пытались сделать!» У Катьки глаза на лоб: «Кто?» А Колька ей: «Деникин!» На том тему и прикрыли.
«А в душе Руслановой боролись Васса Железнова, разудалый бурлак и тончайший поэт…»
Русланова по характеру была человеком добрым. При всей своей популярности не впала в «звёздную болезнь». Видимо, спасало чувство юмора, неиссякаемой самоиронии. Её врождённое чувство собственного достоинства не перерастало в гордыню. Не было в ней этакого элитарного апломба, которым страдают многие в артистической среде. Как говорят в народе, голову на людях не вскидывала. Но могла довольно резко ответить, мгновенно отреагировать на слово и жест, если чувствовала в них враждебное и злое, несправедливое.
Однажды возникла какая-то пустяковая ссора между ней и артисткой Татьяной Бах, примой Театра оперетты. Это произошло на каком-то приёме, во время застолья. Одним словом, зрителей вокруг оказалось много. «Останки старой блудницы», — бросила ей в лицо Русланова, напоминая о прошлых бурных романах своей собеседницы с Тухачевским и Калининым. Та мгновенно сникла и больше не произнесла ни слова.
В Ростове-на-Дону во время гастролей Русланова вместе со своими коллегами-артистами решила сходить на концерт одной заезжей знаменитости из Сибири. Купили билеты. Заняли свои места. На сцене приглушённый свет. Артистка, закутанная в старинную шаль, что-то тихо пела под «сурдинку». Слов не разобрать, только «всхлипы и стоны», как писал потом один из спутников Руслановой. В те годы только-только входила в моду «интимная песня».
Русланова слушала молча, терпеливо.
Когда певица закончила выступление, не выдержала, вскочила:
— Пойду-ка поговорю с этой шепталкой.
Кто-то из артистов сказал:
— Ну, сейчас увидите, что такое руслановский характер! Пойдёмте и мы, а то ведь от Лиды за такое пение бедной певице может не поздоровиться.
А дальше был вот какой монолог:
— Русскую песню надо петь, а не шептать! Если голоса нет — садись в зал, других слушай. Конечно, ты про любовь поёшь, тут кричать вроде бы ни к чему. Но хоть любимый-то твой признания должен услышать?! И потом, что же ты поёшь, любезная моя? Что же это у тебя вся любовь какая-то неудачная: он ушёл, она изменила, они не встретились… А радость-то где же? А дети-то откуда берутся? И ещё — ты объявляешь: народная песня Сибири! Ты, моя любезная, народную-то песню не трогай! Она без тебя обойдётся, и ты без неё проживёшь! Вот так, моя любезная.
На фотографиях разных лет Русланова почти всегда улыбается. Антонина Ревельс вспоминала: «Лидия Андреевна была весёлым человеком, и вокруг неё всегда были шутки, смех, оживление. Иногда с утра, задолго до концерта, она приходила ко мне и спрашивала:
— Ну, что нового? Какие анекдоты? Я должна посмеяться.
Она как бы нутром чувствовала значение смеха для людей.
Особенно это сказывалось во время войны. Придёт к бойцам в походный госпиталь и скажет:
— Голубчики мои! — и такое начнёт рассказывать, что все стонут от смеха. А уж пела она для них — просто соловьём заливалась».
В 1960-е годы Гаркави вёл концерт на одном из стадионов в каком-то южном городе, областном центре. Русланова выступила превосходно, и когда она уже раскланялась с публикой, на поле выбежала женщина, одетая в русском стиле, и подарила певице пуховую шаль. Гаркави немедленно отреагировал. «Вот это и есть истинная любовь русского народа!» — сказал он в микрофон и объявил следующую выступающую — Эльмиру Уразбаеву. Уразбаева спела — на поле к помосту бежит узбек, подбежал и подарил Уразбаевой часы. Тогда часы были богатым подарком. Следующим в программе был Иосиф Кобзон. Русланова за кулисами сказала ему: «Кобзончик, приготовься, сейчас евреи тебе мебель понесут!»