* * *

За окнами шел затянувшийся двухдневный дождь. Екатерина любила подобную ненастную погоду. Сидя в теплом кабинете, она иногда, как в сию минуту, поднималась и подходила к окну, прислушивалась к шуму дождя, смотрела на движущиеся кареты, повозки, всадников, спешащих людей. Ей тоже хотелось туда – пусть даже и промокнуть. Было бы так приятно потом прийти, сбросить мокрое платье, сходить в горячую баню, сменить одежду. Дождь ее успокаивал, под его звуки она легко засыпала и хорошо высыпалась. Утром чувствовала себя свежей и помолодевшей.

Григорий Григорьевич Орлов вошел в кабинет императрицы в неурочный час. Вид у него был взволнованный, и Екатерина, увидев его удрученное лицо, обеспокоенно спросила:

– Что-то случилось? В городе? С детьми?

Орлов, приложившись к ее руке и усевшись в кресло, доложил:

– Корабли с петровскими голштинцами затонули. Себе представить невозможно!

– Ах, Боже правый! – ахнула государыня. – Все любимые солдаты Петра!

Орлов угрюмо заметил:

– Видать, скучно ему там, на небесах, без них стало, вот и забрал к себе.

Екатерина подошла, села рядом, взяла его за руку, погладила ее.

– Что же, шторм был?

– Шторм, – нехотя ответил Григорий.

– Никто не спасал?

– С Ревельского берега видна была катастрофа, но комендант вместо мер по спасению послал сюда запрос, мол, что предпринять.

Пораженная известием, Екатерина на мгновенье закрыла глаза рукой.

– В своем ли уме тот комендант? Что подумает о нас весь мир!

Встав, она быстрым шагом прошла в конец комнаты и, повернувшись кругом, подошла к Григорию. На лице проступили пятна – знак большого гнева. Руки ее раскатывали и закатывали кружевные рукава шелкового платья персикового цвета.

Орлов, видя ее состояние, неловко встал, чуть не опрокинув легкий низкий стол из орехового дерева.

– Сей же час отправить приказ уволить сего коменданта, – жестко сказала императрица. – Знать его имени более не желаю.

Орлов позвонил в колокольчик. Вошел статс-секретарь Адам Олсуфьев. Орлов повторил приказ Екатерины и тот незамедлительно бросился его выполнять.

Екатерина долго не могла прийти в себя.

– Ужели никто не спасся?

– Сказывают, человек тридцать доплыли до берега.

Екатерина вдруг горько усмехнулась:

– Знаешь, Гриша, не удивлюсь я, коли среди спасшихся окажется мой любимец Брокдорф.

Орлов мягко притянул ее к себе.

– Коли окажется так, зоренька моя, токмо скажи, и я его одним пальцем пришибу.

– Пусть себе живет! Даже интересно было бы… и довольно об оном! У меня полно других забот.

– Ежели могу помочь, приказывай, – предложил себя фаворит.

– Ты многое можешь сделать для меня, милый, но стать секретарем – дело не для тебя. А вот, кстати, можешь советом помочь, сие тебе не трудно. Ты разбираешься в людях.

Орлов гордо улыбнулся, прижал ее крепче, поцеловал в плечо.

Екатерина никогда не реагировала на нежности, когда голова ее была занята государственной работой.

– Ты ведь знаешь, Гришенька, – говорила императрица, освободившись из его объятий, – дела не терпят разгильдяйства. Мои секретари должны много чего уметь делать: быть исполнительными, точными, грамотными и умными. Работы, сам видишь, – показала она на стол, заваленный бумагами, – непочатый край.

– Да, вижу, что у тебя ее невпроворот! Успеть бы половину сделать к сроку.

– Просто не ведаю, с какого конца начать. Спасибо Господу Богу, что есть у нас Адам Васильевич Олсуфьев. Достался он мне в наследство от государыни Елизаветы Петровны, был ее личным секретарем. Очень умный человек! Образование свое получил, кажется, в Дании, служил в Коллегии иностранных дел под руководством самого канцлера Бестужева. У него веселый, уживчивый характер. К тому же, остроумен! Был среди первых моих сторонников.

Екатерина не стала, понятно, говорить своему любимцу, что тот был родственником Сергея Салтыкова, и именно она, тогда еще Великая княгиня, рекомендовала его канцлеру Бестужеву.

– Он очень помог мне в переписке с матерью, – продолжила она. – Мне ведь было строжайше запрещено иметь с ней связь.

– Как же можно было не разрешать переписываться с родной матерью? – возмутился Григорий.

Екатерина посмотрела на него с укоризной.

– Слишком много кругом завистников, Гриша. Завидуют и ныне нашему с тобой счастью. Ужели ты не убедился?

Орлов, вспомнив ненавистного ему Никиту Панина, вздохнул:

– Как тут не убедиться! На каждый роток не накинешь платок, но кое-кого мы на место поставили.

– Так вот, – не упускала свою мысль Екатерина, – благодаря своему уму и некоторой протекции, Олсуфьев стал быстро подвигаться по службе, и вскоре по рекомендации кабинет-министра барона Черкасова, который по старости лет попросился на покой, и стал исполнять его обязанности. Очень дельный человек. По крайне мере, я смогу не беспокоиться за свои личные доходы и сибирские золотые и серебряные прииски: он оным занимался еще при покойной императрице. Елизавета Петровна ему настолько доверяла, что одного его оставила у своей постели, делая предсмертные распоряжения наследнику, и в его присутствии высказала Великому князю свою последнюю волю. Олсуфьев, между прочим, являлся ее тайным советником и кавалером ордена Александра Невского.

– Ну, что ж! После таковых подробностей я, пожалуй, ознакомился с сим орденоносцем, у него, как у меня – веселый и приятный нрав и весьма тонкий ум.

– Верно, милый, как у тебя, – с улыбкой отметила Екатерина. – Весьма похож, но против тебя он совершенно обыкновенной внешности.

Орлов не любил говорить о том, как выглядит.

– Еще вижу – аки и я, он любит удовольствия, обеды, общество, музыку, театр и все, что к оному относится.

– Главное, он – деловой человек, и я доверю токмо ему управление моей частной канцелярией.

Орлов понимающе кивнул.

– Ты, понятно, чиновников покойной императрицы лучше всех знаешь. Я не могу тебе никого рекомендовать, окромя, может статься, Теплова Николая. Весьма грамотный, и ответствует за свою работу отменно.

– Теплов? – Екатерина немного подумала. – Пожалуй! Григорий Николаевич и в самом деле зело грамотен, закончил Геттингенский университет. Граф Алексей, твой брат, а такожде Кирилл Разумовский почитают его человеком разумным во всех отношениях. Я знаю, в ранней молодости Теплов сопровождал юного Кирилла Григорьевича в Германию, где тот учился год али два. Княгиня Дашкова и Никита Панин с ним в друзьях. – Екатерина, задумавшись, помолчала, потом спросила: – Он уже немолод? Не помнишь, в каком возрасте он нынче?