Когда судья Сирайт спросил:

— Перекрестный допрос, мистер Зинк? — Дэвид встал и вежливо ответил:

— Нет, ваша честь.

Чтобы добиться расположения афроамериканских присяжных, Надин пригласила доктора Тарстона, щеголя, благородного черного джентльмена с седой бородой, в превосходно сшитом костюме. Доктор Тарстон тоже был из Чикаго и работал старшим врачом в группе из тридцати пяти кардиологов и сердечно-сосудистых хирургов. В свободное время он преподавал на медицинском факультете Чикагского университета. Чтобы ускорить процесс, Дэвид не стал углубляться в его трудовую биографию. Доктор Тарстон и его команда прописывали крейокс десяткам тысяч пациентов за последние шесть лет, получая великолепные результаты без всяких побочных эффектов. Препарат, по его мнению, был совершенно безопасен. На самом деле он и его коллеги считали крейокс чудо-лекарством. Им очень его не хватает, и да, он собирался немедленно прописать его пациентам снова, как только препарат вернется на рынок. Наиболее эффектным моментом выступления доктора Тарстона стало признание в том, что он сам принимал крейокс четыре года.

Чтобы привлечь внимание одной испанки среди присяжных, защита пригласила доктора Роберту Секьеро, кардиолога и исследователя из клиники «Майо» в Рочестере, штат Миннесота. Дэвид тут же дал зеленый свет, чтобы не задерживаться на биографии. И доктор Секьеро, как и следовало ожидать, запела, как пташка весенним утром. Ее пациенты были большей частью женщинами, и лекарство помогало им исцелиться от всего, кроме лишнего веса. Нет никаких статистических данных о том, что у принимающих крейокс возрастает риск сердечного приступа или инфаркта по сравнению с теми, кто его не принимает. Она и ее коллеги долго исследовали крейокс, и сомнений у них не осталось. За двадцать пять лет работы кардиологом она не встречала более безопасного и эффективного лекарства.

Радуга заиграла всеми красками, когда миз Керрос вызвала на трибуну молодого корейского доктора из Сан-Франциско, который, как ни странно, оказался удивительно похож на присяжного номер 19. Доктор Пэнг восторженно похвалил препарат и выразил недовольство его изъятием из продажи. Он прописывал крейокс сотням пациентов и получал великолепные результаты.

Вопросов к доктору Пэнгу у Дэвида тоже не было. Он не собирался спорить ни с кем из этих знаменитых докторов. Что ему делать: спорить о медицине с лучшими специалистами в своей сфере? Нет, сэр. Дэвид оставался на своем месте и следил за часами, стрелки которых ползли крайне медленно.

Он не сомневался, что если бы среди присяжных нашелся кто-то с литовскими корнями, Надин достала бы из своей волшебной шляпы еще одного эксперта, с литовской фамилией и безупречным послужным списком.

Пятым свидетелем стала главный кардиолог медицинского факультета имени Фейнберга при Северо-западном университете. Показания доктора Паркин несколько отличались от предыдущих. Ее наняли, чтобы она провела тщательный анализ истории болезни Перси Клопека. Она изучила записи в его медицинской карте с двенадцати лет, а также документы родственников и родителей Перси в той мере, в которой они были доступны. На момент смерти Перси принимал принзид и леватол от повышенного давления, инсулин — при приступах диабета, бекнин — от артрита, плавикс — для разжижения крови, колестид — от атеросклероза и крейокс — для снижения уровня холестерина. В качестве «таблетки счастья» он избрал ксанакс, который либо выпрашивал у друзей, либо крал у Айрис, либо покупал онлайн, причем принимал его ежедневно, чтобы справиться со стрессом — следствием тяжелой жизни с «этой женщиной», по словам его сослуживцев. Периодически он применял федамин, безрецептурный препарат для подавления аппетита, который должен был заставить его есть меньше, но, похоже, давал обратный эффект. Перси курил двадцать лет, но в сорок один умудрился бросить при помощи никотрекса — жевательной резинки с никотином, вызывающей сильнейшее привыкание. Он жевал ее без остановки, используя по три упаковки в день. По результатам анализа крови за год до смерти печень Перси уже плохо работала. Он любил джин, и если верить выпискам по кредитной карте, запрошенным миз Керрос, покупал по крайней мере по три бутылки в неделю в магазине «Билбоз спиритс» на Стантон-авеню, за пять кварталов от дома. По утрам он часто чувствовал себя плохо, жаловался на головную боль и хранил как минимум две большие бутылки ибупрофена рядом со своим столом, заваленным бумагами.

Когда доктор Паркин закончила свое долгое повествование о привычках и здоровье Перси, возложить ответственность за его смерть лишь на одно лекарство показалось крайне несправедливым. Поскольку вскрытие не проводилось — Айрис была слишком удручена, чтобы даже подумать об этом, — ничто не указывало на то, умер ли он от сердечного приступа. Его смерть могла вызвать всеобъемлющая «остановка дыхания».

Уолли и Оскар обсуждали возможность эксгумации тела, пытаясь прояснить картину и понять, что именно убило Перси, но Айрис пришла в ярость. К тому же эксгумация, вскрытие и повторное захоронение обошлись бы еще в 10 000 долларов, а Оскар категорически отказался тратить дополнительные деньги.

По мнению доктора Паркин, Перси Клопек умер в таком возрасте, потому что был генетически предрасположен к ранней смерти, усугубив это своим образом жизни. Она также выразила мнение, что невозможно предсказать, какой совокупный эффект оказал на его здоровье такой удивительный набор лекарств.

Бедный Перси, подумал Дэвид. Он прожил короткую скучную жизнь и тихо умер во сне, даже не подозревая о том, что его привычки и недуги в один прекрасный день будут изучены до мельчайших подробностей чужими людьми в суде.

Показания произвели исключительное впечатление, и ни единого слова Дэвид не хотел услышать еще раз при перекрестном допросе. В 12.30 судья Сирайт объявил перерыв до 14.00. Дэвид и Хелен поспешили покинуть Дом правосудия и насладились спокойным долгим обедом. Дэвид заказал бутылку белого вина, и Хелен, которая редко выпивала, осушила один бокал. Они подняли бокалы за Перси, чтобы земля ему была пухом.

* * *

По мнению Дэвида, не умудренного опытом, Надин и защита слегка запнулись, когда очередь дошла до первого свидетеля второй половины дня. Им был доктор Личфилд, кардиолог и сердечно-сосудистый хирург из известной на весь мир Кливлендской клиники, где он принимал пациентов, преподавал и вел исследования. Ему предстояла скучная миссия разъяснения присяжным последней эхокардиограммы Перси, то же самое видео, которое привело их в нокаут благодаря усилиям Игоря Борзова. Почувствовав, что очередной просмотр фильма будет воспринят не очень хорошо, Надин решила все ускорить и перейти к сокращенной версии показаний. Вывод: снижения регургитации крови из митрального клапана не наблюдалось. Левый желудочек не был увеличен. Если пациент в самом деле умер от сердечного приступа, его причину нельзя установить.

Вывод: Борзов — глупец.

Дэвид быстро представил Уолли, который мирно лежит в удобной постели в халате или пижаме или чем-нибудь еще, что выдают в «Харбор-хаусе», теперь уже трезвый и спокойный после приема лекарств. Он читает или просто любуется на озеро Мичиган, и мысли его далеко-далеко от резни в зале суда под номером 2314. А ведь именно Уолли во всем виноват. За те месяцы, которые он носился по Чикаго, обивая пороги дешевых похоронных бюро, распространяя брошюры в спортивных залах и заведениях быстрого питания, он никогда, ни разу не остановился, чтобы изучить влияние крейокса на физиологию, его фармакокинетику и воздействие, которое он якобы оказывает на сердечные клапаны. Уолли охотно предположил, что лекарство плохое, по наущению умных парней вроде Джерри Алисандроса и других судебных звезд, принял участие в параде и начал считать барыши. Теперь, лежа в реабилитационном центре, думал ли он о суде, о том, что спихнул дело на Дэвида, тогда как они с Оскаром уползли в тень зализывать раны? Нет, решил Дэвид. Уолли не думал о процессе. У него дела поважнее: трезвость, банкротство, работа, его фирма.