Таким было сражение. Сплошные склизкие монстры, извивающиеся под пенящимися волнами. И драконы, поливающие море оранжево-красным пламенем, отчего над кораблями стоял плотный сизый горький дым. Мелодия звериного крика, шипения огня и низкой трубной музыки, а всё вместе это напоминало мощный камнепад в горах во время грозовой бури.

Мы надвигаемся на эпицентр сражения, и там, где пролетаем, битва заканчивается. Двухсоставный дым вокруг нас ширится, множится, а мы даже намёка на усталость не испытываем, будто бесконечность высвобождается из наших тел. Сладкая свобода, пьянящее чувство вседозволенности. Даже напрягаться нет нужды, дым стирает врагов как ластиком. С такой же лёгкостью исцеляя раненных подданных короны.

Всё закончилось в один миг. На наших глазах под звуки тягучего горна огромные спруты, кракены, осьминоги, вытянутые десятиметровые морские змеи, перевёрнутые медузы, кальмары и крабы-пауки в пенящемся штормовом море скрылись под воду, тогда как над горизонтом возник первый солнечный луч.

Так закончилась ночь, позже окрещённая ночью Трезубцев и костей.

Никлос

Голова не переставая болит с момента, как всё завершилось. Никлос пытается остановить эту внутреннюю качку, закрыв глаза, сжав лоб и затылок в тиски, но становится хуже. Он постоянно видит перед глазами лица предателей. Насмешливые, озлобленные, трепещущие от вседозволенности. В сознании они искривляются в чудовищные гримасы, превращаясь в глумливых троллей, позорных псов с оскаленными пастями. И слышится смех, дурацкий, почти детский смешок, и крепится чувство: «Не всех поймал. Они затаились и смеются надо мной. Каждый день встречаю их в коридоре, они заискиваются, кланяются, но сами хохочут и планируют новую атаку»…

Кабинет Никлоса был одним из немногих непострадавших после бури, поэтому в его распорядке ничего не изменилось. Только стало шумнее. Разрушения, вызванные сначала штормом, а после нападением подводников, требовали ремонта. Людей не хватало, многие покинули город накануне бури Столетия, а оставшиеся либо погибли в ночь Трезубцев и костей, либо сильно пострадали или были не способны на работу.

Так что дворцом занялись не сразу, сначала по всему городу открылись пункты оказания первой помощи, потом с возвращением горожан началась и реконструкция. Последние несколько дней во всех концах дворца звучали стук молотков, бритвенная мелодия пил и магические колокольчики. Обещали к концу лета закончить с разрушенной взлётной площадкой.

Всё остальное было куда как печальнее.

— Всех вышеперечисленных заключили под стражу и поместили в Лакраш, который чудом не пострадал от бури. На данный момент остаётся неизвестным местонахождение Кирнан. Её родители так и не признались, куда спрятали дочь, — докладывал Богарт. Он вновь выглядел как загнанная лошадь, но уже не так отчаянно-молодо. Приобрёл больше уверенности, даже злобности в словах и движениях. Пообтёрся, почувствовал за собой право решать чужие судьбы. На его груди поблескивала бронзовая медаль отличия перед короной за спасение Артана.

Богарт специально не искал маршала, а занимался организацией стражи и охранников по поручению Никлоса, чтобы те, когда король разделается с заговорщиками, были готовы к арестам и захватам. Во время этого «рейда», он наткнулся на полумёртвого Рупера Свенского. У старика больное сердце, а собственный поступок настолько шокировал бывшего маршала, что он слёг, но успел сказать Богарту, что Артана забрал Тьен Адегельский и что заговорщики собираются отравить короля и белокрылую.

Никто из предателей не знал, что у Рупер тоже есть противоядие и что он посмеет отдать его серокрылому дракону в надежде, что тот спасёт бывшего ученика.

Дальше было ещё интереснее, Богарт, опоздавший к началу «представления», столкнулся в служебном коридоре с Акрошем, тащившего на закорках Артана, и тот смог объяснить, что происходит внутри зала. Секретарь, осознав, что ничем не поможет королю, решился израсходовать противоядие на маршале. Это помогло, но Арт был не в состоянии командовать, а в город уже проник Виклош, так что он передал свои полномочия Акрошу.

Получилось, что Адегельский выступил против собственной семьи. Сначала он присоединился к бастующим ученикам Военной академии, смог обмануть старшего брата и с помощью колдунов обезвредил Виклоша, собирающегося сдать город подводникам. Благодаря его активным и чётким действиям, та немногочисленная армия, которая уже была в городе, была организована и направлена против нападающих.

— Брат Селесты? — сухо спрашивает Ник, подписывая очередной документ о назначении очередного серокрылого на освободившееся место в секретариате, казначействе или в ином государственном учреждении.

— Так и не был найден. Последний раз его видели утром перед бурей Столетий. Он собирался позаниматься за пределами Академии, с ним хотел пойти Вест, но парень отговорил.

— А Томар?

— После морского сражения совсем плох. Его помощники пытались отыскать парня — глухо, — извиняюще заговорил Богарт. — Во всей этой неразберихе… нам просто не с чем работать.

— Морвиус! — громко хлопнув по столу, крикнул Никлос, запрокидывая голову и прикладывая к вискам холодные пальцы, тупая затылочная боль стала совсем невыносимой. — Как я скажу это Селесте?! Уже почти три недели прошло!

— Простите, мы делаем всё, что в наших силах, но…

— Ищите лучше, — сурово заявил Ник, возвращаясь к бумагам. — По остальным делам?

— Виклош молчит, хотя к нему применяли… особые методы. Магия не действует, так что…

— Понятно. Проклятье… он единственный выживший из главарей. Акрош темнит, но большую часть времени провёл за пределами королевства — так что физически не мог участвовать, — Никлос встал из-за стола, подходя к окну. Отодвинув занавеску, уставился на полуразрушенный лабиринт. Его будут восстанавливать в последнюю очередь.

— Есть и… хорошие новости. Почти. Деян вылечился. После того, что с ним сделал собственный брат… его лицо, — замялся Богарт. — Он здоров, но…

— Селеста не смогла помочь?

— Её силы снова заснули. Томар объяснил это перенапряжением, — отрицательно мотнул головой Богарт.

Король кивнул, сжимая на груди руки и прислоняя подбородок к пальцам. Отросшая щетина неприятно колола кожу, но Никлос решил не сбривать её. Слишком долго в нём видели юнца, скорбящего по погибшим родителям. Пришла пора на деле показать, кто такие Каргатские короли.

— Ясно. В таком случае, идём дальше по намеченному плану.

Богарт встал, собираясь уйти, но замялся, оставаясь у стола. Он потеребил пальцами корешок излюбленной серой папочки, и дождавшись вопросительной мимике на лице короля, спросил:

— Это правда, что в середине июня всё-таки состоится парад невест?

— Да. Я уже составляю списки, за кого выдать незамужних аристократок потерявших моё доверие родов. А что такое?

— Милан, — неожиданно решительно и спокойно сказал Богарт. Серые глаза блеснули на свету усмешкой и Никлос улыбнулся.