— Да. Думаю да.

— Я не хочу облажаться.

— Хорошо, — говорю я ей.

— Хорошо, что?

— Мы не облажаемся. Обещаю.

— Ты уверен? — спрашивает она.

На этот раз я не могу сдержать этот нервный смех, потому что понятия не имею, так ли это. Я снова кладу руку ей на живот и качаю головой.

Срань господня.

Бекка

Шесть лет спустя

— Ты определенно облажаешься, — говорю я Даниэль, ухмыляясь. Она сидит за моим кухонным столом, сжимая чашку чая пальцами, побелевшими от стресса. — Все лажают. Хорошая новость в том, что дети сильные. Все будет хорошо.

— Но я хочу стать идеальной мамой, — говорит она напряженным голосом. — Я всегда думала, что для начала мне нужно остепениться. Я имею в виду, что всё хорошо, но ради Бога. Как я буду работать в баре и ухаживать за ребенком?

— А как я заканчивала школу, начинала встречаться с Паком и родила ребенка? — спрашиваю я, пожимая плечами. — Ты просто сделаешь это, потому что ты должна. Я обещаю тебе — как только этот ребенок родится, ты будешь слишком занятой и уставшей, чтобы беспокоиться о том, как всё сделать правильно. Если ребенок будет ещё живым в конце дня, значит это победа.

Даниэль закатывает глаза, показывая мне средний палец. Она думает, что я шучу, пытаясь заставить её чувствовать себя лучше. Ха… Она еще не знает, что ей предстоит.

— Итак, Реджина хочет знать, какой торт приготовить для праздника в честь рождения малыша.

— Шоколадный, — отвечает она, грызя ноготь. — Я до сих пор не понимаю, почему мы не можем пригласить парней.

— Потому что Блейк заплатил мне пятьдесят долларов, чтобы убедиться, что его не пригласят, — говорю я ей.

Прежде чем она успевает ответить, мой мальчик, Гуннар, врывается на кухню.

— Кэти пытается застрелить меня! — кричит он, его маленький трехлетний язык не успевает за мыслями, коверкая слова. — Она собирается убить меня!

Я ловлю сына и беру на руки.

— Я сейчас вернусь, — говорю я Даниэль.

Она кивает, нахмурившись. Вероятно, не следовало выдавать Блейка.

Выйдя через дверь, я смотрю через маленькую лужайку на свою дочь. Наш дом небольшой — всего лишь две спальни, находится в одном из каньонов, — но нас окружает лес, и детям очень нравится бегать среди деревьев.

— Кэти Редхаус! — зову я. — Иди сюда!

Она бежит ко мне, и я понимаю, что она снова играла в грязи. Ноги ребенка в грязных подтеках. Ох… и руки тоже.

— Почему ты пытаешься застрелить своего брата? — спрашиваю я.

Она посылает большую беззубую улыбку.

— Потому что он разозлил «Серебряных Ублюдков», — гордо отвечает она. — Мы не можем мириться с этим дерьмом, понятно?

Ох, еще как понятно. Я прямо слышу голос ее отца.

— Я уверена, что «Серебряные Ублюдки» смогут сами о себе позаботиться, — отвечаю я сухим тоном. — Скажи, что тебе жаль, и тогда вы, ребята, сможете поиграть со шлангом пару минут. Посмотрим, сколько грязи ты сможешь смыть без моей помощи. Как только ты будешь полностью чистой, сможешь съесть фруктовое мороженое.

Кэти и Гуннар смотрят друг на друга и начинают кричать от волнения. Затем с радостными криками бегут прочь, в поисках шланга.

Отлично.

Направляясь к гаражу, я слышу рёв мотора «Харлея», который после продолжительного ремонта постепенно возвращается к жизни, еще одно инвестиционное движимое имущество Пака. В первый раз, когда он припер что-то подобное домой, я подумала, что он сумасшедший. Но отремонтировав машину, он смог продать его за три тысячи баксов. Внезапно он перестал казаться мне таким уж сумасшедшим.

Постучав в дверь, я толкаю её. Пак сидит рядом с мотоциклом, копаясь в двигателе, пока тот не умирает с громким шипением.

— Как дела?

— Хорошо, — ворчит он. — Должно быть, закончу через неделю или около того.

— Ты знаешь, что твоя дочь планирует застрелить твоего сына?

Пак замедляется и смотрит на меня, подняв брови.

— Какого хрена?

— Да, видимо, он разозлил «Серебряных Ублюдков», так что она собирается буквально убрать его.

Пак встает, отчищая руки. Дерьмо. Шесть лет вместе, а его задница стала еще сексуальнее. Кажется, в этом имеется некая несправедливость, учитывая, что это я пережила две беременности.

Пак, ухмыльнувшись, шагает в мою сторону.

— Вы сегодня выглядите очень сексуально, миссис Редхаус.

— Именно так, мистер Редхаус, и не пытайтесь сменить тему, — говорю я ему, подавив улыбку. — Тебе есть за что ответить. Твоя дочь, кажется, думает, что она крутая байкерша.

Он хватает меня за затылок, впечатывая в своё тело так же, как и тысячу раз за все эти годы, никогда не переставая меня заводить.

— Видимо сказывается плохое воспитание, — бормочет он, целуя меня в подбородок. — Разве она не знает, что девушки не могут состоять в клубе?

— Похоже, она не принимает эту логику, — говорю я ему. — Серьезно, ты не должен позволять детям говорить такие вещи.

— Это то, кто мы есть, — отвечает он.

Я пытаюсь поспорить, но он не дает мне и шанса, целуя меня в губы, настолько разгоряченный, что я забываю, как дышать. Потом его руки сжимают мою задницу, и подняв, переносят меня на верстак.

— Дети снаружи, — шепчу я. — Они могут войти...

— Они играют со шлангом, — отвечает он. — Я слышу их по всему двору. У нас есть как минимум десять минут.

Я обдумываю все. Даниэль всё ещё ждет меня за столом, но она большая девочка. И Пак прав насчёт детей.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Пак просовывает пальцы в мои джинсы, стягивая их к коленям. Я, неловко балансируя, наклоняюсь, чтобы снять ботинки. Он ловит меня и разворачивает, толкнув через стол, из меня вырывается дикий смех.

— Вы должны относиться к этому серьезно, миссис Редхаус.

Его пальцы дотягиваются до развилки моих бедер, гладя вверх и вниз вдоль моей киски. Затем он заменяет их своим членом.

— Бл*дь, — вздыхаю я, когда он толкается глубоко внутрь.

— Теперь поняла в чем заключался мой план? Боже, эти Кегели следует сделать обязательными для всех женщин на Земле, — бормочет он. — Твоя киска туже, чем была до детей, без шуток.

Я сильно сжимаю его, потому что нет ничего лучше лести, чтобы вдохновить девушку.

— Даниэль боится, что испортит жизнь своему ребёнку.

Пак смеется.