— Это должно меня поддержать или ты подыгрываешь Матвею, подталкивая меня к самоубийству от отчаяния?

— Все-таки поддержать, — подмигнул ей Гарик. — Я действительно не против, чтобы ты осталась. Сдается мне, с тобой будет интересней. Ты, надеюсь, не будешь ходить с такой рожей, будто еще вчера ты был британской королевой, а сегодня прописан в Мытищах. Так вот, я тебе советую думать о том, что босс допустил возможность тебя учить вопреки собственному желанию. У тебя есть шанс.

— Который я пока заваливаю!

— Что, совсем по нулям? Реально нет догадок?

— Я думаю, что злодей у нас все-таки доктор, — указала Таиса.

— Почему?

— Потому что девица слишком уж похожа на шантажистку, слабоватую на передок. Все не может быть настолько очевидно.

— Хреновый довод, — пожал плечами Гарик. — Предполагается, что ты профайлер, а не гадалка. Все, что ты будешь говорить боссу, тебе придется обосновать. Матвей смог. Просто думай как он.

— Я не могу думать как человек, который выглядит так, будто мастурбирует на налоговый кодекс, — простонала Таиса.

Гарик, только-только сделавший глоток, поперхнулся, закашлялся так, что чуть не уронил кружку. Таиса опасалась, что сейчас он вышвырнет ее вон за оскорбление друга, но его кашель перешел в смех.

— Ловко, — оценил он. — Отдельный плюс за выбор глагола.

— В моих мыслях глагол был другим. Замену требую считать данью уважения этому снобу.

— Ага, уверен, он оценит… Слушай, да разгадывай ты это дело и оставайся! — потребовал Гарик. — С тобой реально интересней будет!

— Твой энтузиазм не делает ситуацию проще. Здесь же куча макулатуры, половина лишняя вообще!

— Здесь нет ничего лишнего.

— Да ладно! Как минимум лишние копии медицинских отчетов, я в них путаюсь уже!

— Здесь нет ничего лишнего, — многозначительно повторил Гарик, глядя ей в глаза. Потом он снова улыбнулся. — Ладно, заболтался я с тобой, пойду Матвею расскажу про новую черту к его портрету!

— Ага, иди. Святой водой его попробуй облить, вдруг поможет.

— Пробовал уже — шипит, матерится на латыни, но не исчезает. Удачи, надеюсь, еще увидимся!

Он ушел, и вроде как он ничего ей не подсказал… По крайней мере, придраться к нему было сложно. Но Таиса все равно была ему благодарна — и за поддержку, и за намек.

Если лишнего нет, значит, и повторяющиеся медицинские документы тоже важны. Это не случайно затерявшаяся в общей стопке копия, во всем есть смысл. В каждой фотографии, в многостраничных стенограммах допросов. Форсов не дал Таисе узнать, кто в итоге был обвинен по этому делу, каким стало наказание, это сделало бы ситуацию слишком очевидной, так что вряд ли он будет ожидать от нее всех подробностей. Но раньше Таисе было вообще нечего ему сказать, а теперь кое-какие ответы у нее появились.

В девять часов в библиотеку явились все, кто находился в доме. Прийти полагалось одному Форсову, он же вроде как принимал этот экзамен! Но Таиса удивилась бы, если бы остальные занялись своим делом.

Форсов был сдержан, почти мрачен, однако вряд ли это было связано с Таисой. Казалось, что ему и самому хотелось, чтобы она прошла испытание, и все же он не готов был дать ей второй шанс. Занятное сочетание, если она все поняла верно.

Его жена, Вера, миловидная полная блондинка, ободряюще улыбалась Таисе, и от этого становилось чуть легче. Вера казалась мягкой, почти робкой, словно она давно уже стала всего лишь заменой прислуги. Однако Таиса не позволила себе обмануться: она видела, что на эту женщину с неподдельным уважением смотрит даже Матвей.

Матвей, конечно же, тоже явился. Он был слишком умен, чтобы победоносно ухмыляться, он все еще пребывал в отвратительном настроении. Казалось, что в уме он уже отсчитывает секунды до момента, когда ему позволят дать Таисе пинка под зад.

И только Гарик по-прежнему безмятежно улыбался, словно уже был уверен в победе Таисы.

— Ну что, дорогая моя, вы не зря потратили на нас весь день? — поинтересовался Форсов.

— Не могу сказать, что я доказала бы вину Гончукова в суде, — признала Таиса. — Зато теперь я не сомневаюсь, что это сделал он. Именно он врет, не Диана.

— Вот как? Почему же?

— Давайте начнем с Дианы. Она, скажем честно, не слишком умна. Да, ее уже ловили на лжи и попытках шантажа, но это всегда были бесхитростные стратегии. Как только становилось ясно, что она попалась, Диана всегда отступала. Она прекрасно знала, что у нее не хватит ума на стратегию посложнее. А в случае с Гончуковым она уперлась. Ей не нужно было ничего выдумывать, низкий интеллект вполне допускает наивную детскую веру в справедливость.

— Или она была слишком глупа, чтобы отступить? — предположил Форсов.

— Нет, не вариант, слишком высокой была для нее плата. Сначала общественное мнение было на стороне Дианы. Но когда Гончуков прошел первый тест, многие сразу начали обвинять ее во лжи. И чем дольше это продолжалось, тем хуже становилась ее репутация. Она теряла знакомых, друзей, получала осуждение толпы… Ну и деньги на адвокатов уходили неслабые! И еще один важный момент: расследование продолжалось несколько лет, но Диана никогда не путалась в показаниях, кто бы ни проводил допрос. Мы уже знаем, что с умом и фантазией у нее не очень. Вывод тут предсказуем: она снова и снова говорила правду.

— Свою правду, — уточнил Матвей. — То, что она верила своим словам, вовсе не означало, что ее действительно изнасиловал Гончуков. Возможно, он просто неверно выбрал препарат, это повлияло на Вдовину, она была в некоем подобии транса, и этим воспользовался кто-то другой.

— Хороший сюжет, вам бы дамские романы о разлученных близнецах писать, — со смиренной улыбкой отозвалась Таиса. — И тем не менее, это был Гончуков. Препарат, который он использовал, кстати, вполне объективная улика. Никто таким не успокаивает психующую женщину. Я тут погуглила немного, если я правильно поняла, это лекарство чаще применяют на пациентах, которые находятся на искусственной вентиляции легких и в тому подобных состояниях… Короче, на тех, кому нужно облегчить физические страдания и не страшно будет потерять воспоминания о моментах, связанных с пробуждением. Гончуков — врач с большим опытом, не мог он ничего случайно перепутать.

— Но и невозможно доказать, что он не перепутал и не ошибся, — заметил Форсов. — Это ваш единственный довод?

— Нет, это даже был не первый мой довод. А первый мой довод связан с тем, как резко Гончуков согласился сотрудничать со следствием. Если говорить о психологическом профиле, то это человек уверенный в себе, тщеславный, даже влюбленный в себя. Его кабинет увешан грамотами