Бывший командующий Северным фронтом в своих воспоминаниях говорит о «попытках финской авиации» бомбить «Ленинград, Кронштадт и города Карелии». Судя по всему, «попытки» были очень-очень робкими, так как за 13 страниц до процитированной выше фразы М.М. Попов пишет, что «Ленинград и другие объекты на территории округа бомбардировке не подвергались» [194].

Официальная (образца 1968 г.) история Ленинградского военного округа говорит уже о «немецких самолетах», которые, оказывается, «пытались совершить налеты». Как это? Взлетели, полетели, а на полпути раздумали и вернулись? Если самолеты пересекли госграницу и хотя бы приблизились к Ленинграду или каким-то неназванным «городам Карелии», то налет уже состоялся. Он мог быть успешным (для нападающих) или нет, но в любом случае состоялся именно «налет», а не «попытка налета».

Маршал Новиков почти «прямым текстом» сообщает о том, что никаких налетов «на Ленинград и города Карелии» не было вовсе («мы вели борьбу лишь с одиночными и небольшими группами самолётов противника, пытавшегося прощупать воздушные подступы к городу»). Чрезвычайно важно отметить, что ни единым словом не упоминает Новиков и о якобы базировавшихся на финских аэродромах немецких авиачастях.

Профессор Кожевников ни о каких налетах на Ленинград не упоминает вообще, ограничиваясь лишь общей формулировкой: «Сложилась благоприятная обстановка…»

Целью операции в изложении Попова является месть: «В ответ на попытки финской авиации бомбардировать Ленинград…». Новиков же утверждает, что лишь «срочные меры» могли «избавить Ленинград от участи городов, подвергшихся яростной бомбардировке». Кожевников, не мудрствуя лукаво, возвращается к исходной формулировке директивы Ставки ГК («в целях срыва готовящегося налета на Ленинград»).

Еще одним — едва ли заметным для «широких читательских масс», но понятным для специалистов — отличием монографии Кожевникова от других описаний 25 июня 1941 г. являются:

- появление конкретного названия соединения немецкой авиации («5-й Воздушный флот»);

- появление союза «и» («массированные удары по аэродромам Финляндии и Северной Норвегии… авиачасти 5-го Воздушного флота Германии и финская авиация…»).

Вплоть до конца советской эпохи монография Кожевникова, по сути дела, определяла тот максимально допустимый уровень раскрытия темы 25 июня 1941 г., который был возможен для «партийных историков», желающих сохранить остатки самоуважения и научной добросовестности.

Новое время — новые песни. Строго говоря, новых «песен» на сей момент имеется ровно две. Первая — это фундаментальная работа финского историка М. Йокипии, клонированная (иногда — с кавычками и ссылкой на источник, а чаше — без оных) в сочинениях господ Барышниковых (отца и сына), Широкорада и иже с ними. Вторая — это книга [47], в которой, видимо, впервые в отечественной историографии было предложено признать, наконец, бесспорные факты (в первые три дня войны, 22-24 июня 1941 г., немецкая авиация в количествах, заслуживающих упоминания, на финских аэродромах не базировалась и налетов на «Ленинград и города Карелии» не совершала) и включить факт реально состоявшегося 25 июня авиаудара в общую канву событий, начавшихся 17 июня 1941 г. с переброски 1-й танковой дивизии в Заполярье и закончившихся неудачной попыткой вторжения 10-го мехкорпуса на финскую территорию.

Столкновение таких диаметрально противоположных подходов привело к бурной (и по большей части некорректной) дискуссии. Как и следовало ожидать, позиция добровольных реаниматоров истлевших мифов коммунистической пропаганды оказалась весьма парадоксальной. Сначала они долго и возмущенно протестуют против того, что в книге М. Солонина историческое исследование якобы подменено политически мотивированными «обличениями» и вульгарными «разоблачениями». Вдоволь повозмущавшись, они — даже не пытаясь начать обсуждение реальных событий в их взаимосвязи (что, вероятно, и является предметом исторической науки) — приступают сами к шумным обличениям. Только обличают они, разумеется, Финляндию, а неиссякаемый запас «разоблачительных» (с их точки зрения) фактов черпают в одном-единственном источнике (разумеется, в этой роли выступает все та же книга М. Йокипии или ее доморощенные «клоны»).

Логика (если это слово здесь уместно) «обличений» в лучшем случае строится по образу и подобию известного еще древним софизма: «Можно ли считать лысым человека, у которого на голове есть хотя бы один волос?» Применительно к проблеме 25 июня 1941 г. эта «логика» работает так: находится один факт (а многолетний труд профессора Йокипии предоставил читателям такие факты во множестве), свидетельствующий о недружественном отношении Финляндии к могучему восточному соседу, после чего делается вывод о том, что Финляндия в очередной раз «не оставила советскому руководству иного выбора…»

Для того чтобы вывести обсуждение на уровень конструктивной дискуссии, следует, на наш взгляд, начать с самого главного. Самым главным является максимально точное определение существа обсуждаемых вопросов. Только ясное формулирование вопросов позволит сделать шаг к получению столь же ясных и конкретных ответов.

Учитывая же глубокую и многолетнюю «засоренность» проблемы идеологическим «мусором», придется столь же прямо и четко определить и круг вопросов, которые обсуждаться НЕ будут. Итак:

1. Вопрос об отношении Финляндии (правительства, военного командования, партий, парламента, народа) к Советскому Союзу обсуждаться не будет. Почему? Потому, что это очень простой вопрос. Не надо гадать — и не надо годами рыться в архивной пыли — для того, чтобы найти заранее известный ответ Финляндия ненавидела Сталина и сталинскую империю. Ничего другого нельзя было и ожидать после агрессии 1939 года, после гибели десятков тысяч человек в ледяном аду «зимней войны», после ста тысяч фугасных и зажигательных бомб, упавших на незащищенные финские города, после изгнания из родных домов 400 тысяч человек. Мазохизм, как тяжелое психическое расстройство, встречается у отдельных несчастных людей, но случаи массового, «общенародного» мазохистского умопомешательства истории не известны. В любом случае — Финляндия этим недугом не страдала.

2. Вопросы формально-юридические (была ли Финляндия утром 25 июня 1941 г. нейтральной страной? можно ли считать ее сотрудничество с гитлеровской Германией военным союзом?) обсуждаться также не будут. Почему? По двум причинам.

Во-первых, потому, что никто не в силах объять необъятное, и обсуждение юридических проблем выходит за рамки данного исследования. Автор этой книги не считает себя достаточно компетентным для обсуждения столь сложных вопросов. Более того, едва ли найдутся два специалиста по международному праву, которые смогут прийти к единой оценке той ситуации. По крайней мере, во внешнеполитических ведомствах США и Великобритании к единому мнению так и не пришли. США отказались объявить Финляндии войну, в результате в столице воюющей против СССР Финляндии работало дипломатическое представительство главного военного союзника СССР. Британия — под сильнейшим давлением Сталина — согласилась признать Финляндию союзником Германии и объявить ей войну. Но и это произошло только 6 декабря 1941 г., т.е. после того, как основные события 2-й советско-финской войны уже завершились.