— Броук уже разобрался с банком «Тритон»? — спросила я. — Что-то слишком много всего сходится на этом банке.

— С тех пор как с нами милейший мессир Ольгер, всё пошло легче и лучше, — Вильма чуть улыбнулась и здорово меня успокоила. — Люди Броука обыскали и само здание банка, и квартиры сотрудников — нашли много интересного. Мессир Ольгер, как рассказал мне Броук, целый день провёл в банке, ополаскивая какими-то эликсирами чашки, из которых пили сотрудники, заварники для кавойе и для травников, а потом ещё и пакетики с травами для заварки и с сухим порошком кавойе перебрал. Так что мы теперь знаем, кто манипулировал, кем манипулировал — и зачем. Между прочим, несчастный мессир Лэнгл — упокой Господь его душу и прости ему грехи — тоже много помог.

— Я всё думаю о том пакете, что наследил у банка, а потом его убрали, — сказала я. — Помнишь?

Виллемина махнула рукой:

— Как только не воздействовали! Я не уточняла, что именно было в той приваде. Знаю только, что таких было немало и внутри — и они содержали порчу не на смерть, а на повиновение. А прекраснейший мессир Вард из дома Тритона клянётся и божится, что его тоже опоили! — и рассмеялась. — Мы его перепугали. Но не сместили.

— Думаешь, не расскажет гадам, на которых работает? — хмыкнула я.

— Думаю, ему слишком дороги жена, дочери, замок в Доброй Гавани и финансовые связи здесь, — сказала Виллемина, и в её голосе снова послышался мёртвый лёд. — Имущество он сможет восстановить, если ему придётся бежать. А семью — нет.

— Ты собираешься его шантажировать? — поразилась я.

— Почему — собираюсь? — улыбнулась Вильма совершенно безмятежно. — Я шантажирую. И прикажу убить, если шантаж не сработает. Карла, дорогая, светик мой, ну вот кто из нас некромант?

На лестнице нас встретила Друзелла:

— Мессир Валор давно ожидает государыню в её малой гостиной.

Вильма вспорхнула по лестнице, как птичка, будто даже тяжёлый искусственный живот ей не мешал; есть такие дамы, которые так порхают и с настоящим. Я подумала, что никогда мне не бывать настолько изящной. Но это и не важно: в нашей команде у каждого — свои таланты.

Валор поднялся нам навстречу. На нашем любимом столике у него лежала целая стопка книг.

— Счастлив видеть вас, прекраснейшая государыня, — сказал Валор, обозначив поцелуй на поданной Вильмой руке. — И вас, деточка: мы так редко беседуем, что я начал тосковать по вашему обществу. Но дела — прежде всего. Я хотел рассказать вам несколько ужасных сказок Перелесья.

— Сядем, друзья, — нежно сказала Виллемина. — Сказки — это интересно. В них говорится о мерзких тварях с горящими глазами?

— Да, государыня, — поклонился Валор. — С глазами, горящими, как плошки, с руками до самой земли и серой, будто туман, кожей.

— Сказки? — хмыкнула я. — Просто сказки?

— Увы, — снова чуть поклонился Валор. — Мне нечем вас порадовать, деточка: в трактатах наших коллег об этих тварях нет ни слова. Но в легендах Перелесья, в эпосе «Трижды убитый» и в историях, которые собирали по перелесским деревням мессиры фольклористы Гунард и Берк, эти твари упоминаются, и даже часто.

— Но можно ли доверять сказкам? — задумчиво проговорила Виллемина. — Тем более — рассказанным простецами.

— Видите ли, дорогая государыня, — сказал Валор, — именно то меня и прельщает в этих книгах, что все эти истории написаны или рассказаны простецами. И это обозначает природу тварей — не иномирную, нашу, местную.

— Вы думаете, впрямь элементали? — спросила я. — Не звери же.

— Сложно сказать с чужих слов, деточка, — сказал Валор. — Но, полагаю, не звери. Твари эти описываются как мерзкие и злобные, те, кто их встречал, порой погибали от ужаса, а те, до кого тварь дотрагивалась — погибали наверняка, от мучительного, нестерпимого и несмываемого отвращения. С тварями никто не разговаривал — и они, быть может, не знают человеческой речи. Но в их поведении чувствуется род разумности. Перелесские крестьяне уверили мессира Гунарда, что такая тварь может пролезть в неожиданно узкую щель, в дымоход, в слуховое окошко — и что её тело тянется и гнётся упруго, словно хлыст.

— Изловить бы штучку, — сказала я мечтательно. — Посадить в клетку, понаблюдать. Поглядеть, куда оно годится.

— Мне представляется, деточка, что клетки будет маловато, — сказал Валор. — Я всё же думаю, дорогая моя, что твари имеют стихийную сущность… э… как драконы, что ли… Возможно, от них защищают знаки против Приходящих в Ночи… но как знать… может, есть специальная защита. Я предположил бы, что кто-то в Перелесье может быть отлично осведомлён о свойствах этих тварей — и умеет ими управлять на диво легко и точно.

— Полагаю, что этими созданиями и теми, кто с ними ладит, должна заняться контрразведка, — сказала Виллемина. — Сегодня же предложу новую задачу мессиру Ирдингу. Мне не нравятся эти существа.

Валор согласно склонил голову и хотел что-то сказать, но тут в нашу гостиную быстро вошла Друзелла.

— Прошу меня простить, государыня, — сказала она виновато. — К вам мессиры Броук и Сейл. Срочно, по секретному делу.

— Мессир Валор посвящён во все секретные дела, — сказала Виллемина. — Спасибо вам, дорогая Друзелла. Зовите, — и улыбнулась нам, когда камеристка вышла. — Боже мой, какая таинственность!

— Она приказала всем живым покинуть анфиладу, — сказал Валор с улыбкой в голосе. — Ни души рядом не чувствую.

— Посторонняя мышь не подслушает, — хихикнула я.

— Хорошо, — кивнула Виллемина.

Вошли и поклонились Броук и Сейл. Броук был тщательно выбрит и причёсан, одет в отличный сюртук — и всё вместе выглядело так, будто он пытался скрыть сильную усталость молодцеватым видом. У Сейла под глазами были синячища, как у привидения, складка между бровями и вообще — даже более озабоченный и хмурый вид, чем в доме Раша, когда медики пытались спасать раненых.

— Пожалуйста, садитесь, дорогие мессиры! — радостно сказала Виллемина. — Выпьем кавойе, хорошо? Это отчасти помогает от дурных новостей. Маршал Лиэр рассказывал, что в гвардии завелась мода доливать в кавойе капельку рома — и это называется «поймать крабика». Не хотите ли попробовать?

— Если мода из гвардии, то