Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты сейчас про что говоришь? — наморщил лоб Сашка.
— Про что, про что… Про Достоевского.
— Про роман «Преступление и наказание»?
— Ага, про него.
— Понятно. Тогда я могу тебе сказать, что книга эта не просто об убийстве, — произнёс журналист.
— Да? А о чём?
— О том, что убийству нет и не может быть оправдания. И о том, что любое злодейство будет наказано.
— Да ладно, наказано… Этого, как его… Как его звали, психопата-то этого?
— Раскольников.
— Ага, Раскольников. Его бы никто не наказал, если бы он сам не сознался, как последний придурок!
— Почему же придурок? — возразил Сашка. — Он не смог выдержать тяжести преступления, вот и всё. Нервы сдали.
— Во-во, покрепче нервишки-то надо иметь! — согласился Славка. Он закончил есть и, выпив залпом стакан минералки, со стуком опустил его на стол, как бы поставив жирную точку. Сашка наблюдал за ним, что-то соображая.
— Интересно! — медленно произнёс он. — Интересную фразу ты сказал. Покрепче нервишки надо иметь?
— Ага.
— То есть в принципе ты не возмущён самими фактом убийства? Убивать можно? Нервы закалил и вперёд?
— А чего возмущаться-то? Возмущайся, не возмущайся, убивать от этого не перестанут. Убивают-то в основном за что? За деньги. Людей много, а денег мало. Вот и выходят из положения, кто как может. Это жизнь.
Славка, откинувшись на спинку дивана, принялся с философским видом ковырять в зубах. Над столом повисла пауза. Сашка, слегка шокированный высказыванием брата, задал ещё один вопрос.
— Слав! — позвал он. — А ты смог бы убить человека?
— Не знаю, не пробовал, — хмыкнул тот. — Смотря какого человека и смотря за что.
— Например, ради денег.
— Больших или маленьких?
— Ну, допустим, больших.
— Насколько больших?
— Слав, не знаю. Определи сам, что для тебя большие деньги.
— Миллион долларов?
— Миллион долларов.
Воробьёв вдруг всерьёз задумался.
— Убийства разные бывают, — произнёс он. — Ножом порезать вряд ли смог бы. И задушить бы не смог. А вот пулю пустить смог бы. Чё там — нажал на курок, и всего делов. Хотя хрен его знает… Это сейчас рассуждать хорошо, а когда дойдёт до дела… Не знаю!
— То есть в тебе живёт потенциальный убийца? — подвёл итог брат.
— Потенциальный убийца в каждом живёт. Просто не каждому есть необходимость этот потенциал реализовывать. Если ты и так в шоколаде, на фига убивать? А вот если с голоду подыхать будешь, тогда ещё неизвестно, какой потенциал из тебя наружу вылезет.
Несмотря ни на что, в Славкиных словах была некая правда.
— А ты вот с голоду не подыхаешь, а за миллион убить готов, — возразил журналист.
— Я не говорил, что готов, я сказал, что не знаю! Бананы из ушей вытащи. Если б я знал наверняка, что меня не поймают… А то за этот миллион полжизни в тюрьме гнить — на фиг надо?
— А если б знал, что не поймают, убил бы?
— Ой, хватит уже, а?! — поморщился Воробьёв. — Если бы да кабы! Сказал — не знаю! Нет, сидит, додалбливает! Дятел, блин! Щас сделает из меня тут монстра. Вы, журналисты, на это способные.
— Даже если и сделаю — тебе же наплевать, что подумают окружающие, — поддел брата московский гость.
— Передёргивать не надо, ладно? Я про культуру говорил, что наплевать, а про убийства не наплевать! А ты уже так всё перевернул, что убийцу из меня сделал! Писака грёбаный, блин…
— Одно с другим тесно взаимосвязано, — произнёс Сашка. — Человек, обладающий культурой, воспитанием, духовным миром, человек, который уважает другого человека, а значит, имеет сострадание и милосердие, не способен на убийство.
— Ага. Хрень только не неси! Человек, обладающий культурой, не убивает? — Славка облокотился на стол. — Раскольников, чё, некультурный был? Ножом и вилкой есть не умел, сморкался в скатерть?
— Раскольников? — Журналист осёкся и сразу не нашёлся, что ответить. — Раскольников был студент…
— Вот именно!
Сашка приготовился было произнести речь о том, что культура начинается с малого, а заканчивается величайшими ценностями, что человек ни в коем случае не должен допускать собственной деградации, обязан впитывать в себя опыт всего человечества и жить, не повторяя ошибок предков, не поощряя насилие, не разжигая войн, а в гармонии с мирозданием. Но брат прервал его мысль самым простым вопросом, и парень поперхнулся собственными словами.
— Раскольников… — промямлил он, — …был культурным, да. Образованным. Статью в газету написал.
— Однако, это не помешало ему бабку топором по башке шарахнуть, — дополнил Воробьёв, наливая себе ещё минералки. — И не только не помешало, а, можно сказать, подстегнуло. Замороченный был слишком — статейки пописывал, теории идиотские сочинял. А был бы простым парнем, и дурь бы в голову не лезла. Может, и бабка бы жива осталась!
Сашка удивлённо посмотрел на брата. «А ведь, действительно, — промелькнуло у него в голове. — Получается, что способность к убийству никак не зависит от культуры и воспитания. А от чего зависит? От мотивации?»
Но Славка понял его взгляд по-своему.
— Что смотришь? — усмехнулся он. — Не такой уж я, оказывается, дурак?
И тут в диалог вступил Васильич.
— Да чёрт с ним, с Раскольниковым, — произнёс шеф. — Я вот одного не пойму — что это ты, Сашок, брата своего допрашиваешь? Ты за себя скажи. Ты способен на убийство?
— Я? — напрягся Сашка. — На убийство? Нет!
— Нет? А почему? — Штырь наклонился над столом.
— Как — почему? Потому что я не убийца.
— Не убийца? А если деньжатами запахнет или баба твоя на стороне переспит. И тут, как назло, ножичек слишком острый под руку подвернётся…
— Вы намекаете на убийство в состоянии аффекта? Я умею контролировать свои эмоции.
— Ой ли… Ну хорошо, а на другое что-нибудь способен?
— На что?
— Не знаю. Соврать, предать, мелко напакостить.
— Нет.
— Врёшь! — Васильич откинулся на спинку дивана. — Врёшь!
— Почему вы так думаете? — Парень даже слегка побледнел. «А ведь он прав!» — проскочило у него в голове.
— Потому что нету ангелов на свете, а ты сейчас стараешься им прикинуться! — выдал шеф. — Я вот сейчас слушал вас со Славкой и на тебя смотрел, как ты брата поучаешь. И некультурный он, и необразованный, в потенциальные убийцы его записал. А сам-то ты какой? Со всех сторон правильный? Почему считаешь, что имеешь право судить других?