— А ты думаешь, генсеку легко жить и легко работать? — укоризненно заметил Леонид Ильич. — Вы, наверное, между собой рассуждаете так: вот живет Брежнев, вся власть у него, ест и пьет — чего хочет, ездит — куда угодно… Нет, это совсем не так. Сидишь за столом, размышляешь по многу часов и думаешь: вот сорвался план добычи угля, вот хлеб не созрел, вот и того нет и другого… И столько еще проблем, что голова идет кругом. Думаешь, думаешь, и вдруг озарение — нашел все же пути решения всех этих вопросов, и не только нашел, но и решил их наилучшим образом… И вот в этот-то момент… просыпаешься — оказывается, устал, задремал, сидя за столом, а в жизни все как было, так и осталось…

Озарение не приходило. Решить одним махом все проблемы не удавалось. И Брежнев делал то, что не требовало больших усилий.

Два крупных партийных работника, Александр Евгеньевич Бовин и Вадим Валентинович Загладин, в Завидове, где они писали Брежневу очередную речь, однажды вдвоем осушили пять бутылок коньяку. Вместо того чтобы лечь спать, Бовин отправился в кинозал, где находились и сам генеральный секретарь, и другие высшие чиновники… Утром председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов укорял его:

— Советую извиниться перед Леонидом Ильичом.

Бовин пошел к Брежневу:

— Прошу меня извинить. Я был вчера в кино слишком возбужден.

— Брось ты это, — искренне ответил Брежнев. — Ну, был веселый. Я сам это люблю.

Как человек Брежнев был общительным, доступным, умел казаться обаятельным, даже очаровывал. Избегал неприятных разговоров, поэтому убирал с должности без объяснения причин, но не добивал. Мог вспылить, послать матом, но быстро отходил. И это было комфортно для публики, утратившей за десятилетия советской власти стремление двигаться вперед, готовность проявлять инициативу.

Сейчас мы понимаем: пытаясь сделать социалистическую экономику эффективной, решить груз социальных проблем, Хрущев перепробовал все варианты, возможные в рамках существовавшего политического строя.

Выяснилось: система реформированию не подлежит. Если перемены заходят слишком далеко, партийный аппарат и госбезопасность теряют контроль над обществом и социализм рушится. Либерализация или реформация командно-административной экономики, реального социализма ведут к его краху. Поэтому при Брежневе наступил период реставрации старых порядков — только без сталинских массовых репрессий.

Какое-то время общество и Брежнев находились во вполне гармонических отношениях, поскольку ничего друг от друга не требовали. Это же в его годы родилась чудная формула нашей жизни: «Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем». Платили, конечно, немного. Но при скромных потребностях народа хватало.

Глухое раздражение снималось самым доступным транквилизатором — дешевой водкой: за счет продажи алкоголя целые области выполняли финансовый план. Страна спивалась, и никто этому не препятствовал. Выпивка — не порок.

Зато не было нужды вкалывать, выкладываться, чего-то добиваться, изобретать, придумывать. Требовалось лишь немного лицемерия: поднимать руку на собрании (партийном, профсоюзном, комсомольском, трудового коллектива), ходить голосовать — когда устраивались выборы (без выбора), произносить ритуальные слова о правильности линии КПСС «во главе с товарищем Леонидом Ильичом Брежневым».

Брежнев погрузил общество в своего рода наркотическое опьянение или, точнее, в приятную апатию. Когда после Брежнева обществу поднесут к лицу зеркало и станет ясен весь масштаб нерешаемых проблем, люди переживут шок. В перестроечные годы советское общество испытает то, что испытывают наркоманы со стажем, когда их лишают наркотика и начинается ломка…

Леонид Ильич Брежнев, став главой партии, получил огромную власть. Но и он зависел от мнения других членов партийного руководства. Фактически генеральный секретарь не подписывал важных бумаг, не добившись общего согласия. 27 декабря 1973 года, подводя итоги работы политбюро и секретариата за уходящий год, Брежнев говорил в своем кругу:

— Я, например, подписываю некоторые решения, хотя с ними не согласен. Правда, таких решений было очень немного. Так я делаю, потому что большинство членов политбюро проголосовало за. Мы с вами, товарищи, работаем в согласии, в духе ленинских заветов… У нас в партии полное единство, нет никаких оппозиционных группировок, и нам с вами легче решать все вопросы… Мы нередко, конечно, устаем, перегружаем себя, но все это, товарищи, ради общего блага нашей страны. Иногда приходится отбрасывать усталость, чтобы решить тот или иной вопрос…

Казалось, генсек ни от кого не зависит. Его слово — закон. Но Брежнев никогда не забывал, что руководит огромной страной не оттого, что его избрал народ и выдал ему мандат доверия. Его усадила в высокое кресло когорта партийных секретарей. Они могут и передумать…

Он помнил, как свергли его предшественника Никиту Сергеевича Хрущева. Номенклатура ополчилась на хозяина, который не считался с мнением правящей элиты, и человек, перед которым они только что все трепетали, покинул Кремль пенсионером.

Леонид Ильич знал, как устроена советская жизнь, и неукоснительно следовал правилам. Понимал, какие решения вправе принять сам, а какие — лишь с согласия остальных членов политбюро.

Скажем, при подготовке материалов к съездам и пленумам ЦК иной раз разгорались споры. Пока все члены политбюро не поставят своей визы, Брежнев документ одобрить не отваживался. А получить от них согласие было не просто. Члены политбюро озабоченно писали на проектах выступлений: «Как этот тезис согласуется с положениями марксизма? А как это соотносится с высказыванием Ленина о том, что… Я бы советовал ближе к Ленину».

Леонид Ильич не желал ссориться с товарищами по политбюро, говорил своей группе:

— Все замечания — учесть.

«Брежнев, — вспоминал один из его помощников, — не отстаивал каждую фразу, которая была написана им же вместе со своими сотрудниками. Очень внимательно прислушивался к голосам членов партийного руководства. Старался добиться консенсуса».

В свое время Хрущев упразднил общесоюзное Министерство внутренних дел, решив, что вполне достаточно иметь республиканские. Да еще и переименовал их в министерства охраны общественного порядка. Для Хрущева аббревиатура МВД ассоциировалась с Берией, и он хотел перевернуть эту страницу истории.

И он был недоволен министерством: преступность высокая, а милиция не справляется. На коллегии МВД в 1956 году министр Дудоров негодовал:

— Милиция не ведет настоящей борьбы с криминалом. Бандиты годами действуют безнаказанно, а никаких мер никто не принимает. Половина личного состава неграмотна, а другая половина имеет образование ниже среднего. Люди нас ненавидят, и ненавидят за дело — ведь очень много преступлений совершают сами работники милиции, а это тягчайшее зло.

В 1956 году в милиции были упразднены политорганы. При Брежневе в 1965-м восстановлены. В июле 1966 года Леонид Ильич поставил на политбюро вопрос о воссоздании союзного Министерства охраны общественного порядка. Против выступил глава правительства РСФСР Геннадий Иванович Воронов. Он не хотел, чтобы такое важное министерство уходило из его ведения и становилось общесоюзным.