— Черт возьми! дорогой друг, по-моему, вы что-то говорили о завтраке, который вас ждет и который вы предложили разделить мне с вами?

— Да, конечно.

— Отлично, тогда вперед, за стол! и да здравствует счастье и радость!

Шалье с удивлением посмотрел на шевалье; но он уже начинал привыкать к эксцентричным выходкам своего нового знакомого, и тоном, который самым странным образом контрастировал с его словами, он повторил:

— Итак, за стол, и да здравствует радость!

Он провел своего гостя в столовую, где был накрыт такой завтрак, какого де ля Гравери не едал с того дня, как рассчитал Марианну.

Выйдя из дома номер 22, де ля Гравери нашел свой фиакр стоящим у двери.

Честный Пьер Марто был рядом с фиакром и заканчивал свой завтрак, менее роскошный, но, вероятно, столь же аппетитный, как и завтрак шевалье; колбасник, торговавший напротив, и продавец вин на углу постарались на совесть.

— А! А! — произнес бравый сотоварищ шевалье, увидев, как тот опирается на руку Шалье, а Блэк следует за ними или, точнее, за де ля Гравери, — похоже, вы поладили с хозяином пса, и все закончилось самым лучшим образом?

— Да, мой друг, — сказал шевалье, — а поскольку для вас, так же как и для меня, все тоже должно закончиться самым лучшим образом, вы и дальше будете сопровождать меня до самой гостиницы, где мы с вами, если вы этого пожелаете, подведем наши подсчеты.

— А! не стоит так торопиться, месье; я охотно открою вам кредит.

— Ладно! а если меня завтра убьют?

— Но ведь вы же не деретесь!

— Я не дерусь с этим господином, — сказал, расправив плечи, шевалье, — но зато я дерусь с другим.

— В самом деле! — сказал Пьер Марто. — Нет, клянусь честью, с первого взгляда я никогда бы не подумал, что вы такой шалопай; но, к счастью, у вас впереди ночь, а утро вечера мудренее.

Шевалье поднялся в фиакр, где его уже ждал Шалье. Блэк, вероятно, опасаясь новых неприятностей, запрыгнул в коляску лишь после того, как в нее сел де ля Гравери. Пьер Марто закрыл дверцу за обоими пассажирами и за собакой; после чего вновь занял свое место рядом с кучером.

Когда фиакр остановился на улице Риволи, около дверей гостиницы «Лондон», два офицера, подошедшие с разных сторон, встретились на террасе Фельянов.

— Вот те, кто нам нужны! — сказал шевалье. — Не заставляйте себя ждать, мой дорогой Шалье, и будьте твердым.

Шалье сделал ему знак, что он останется им доволен, и пересек проезжую часть улицы Риволи; в это время шевалье предложил Пьеру Марто следовать за собой.

Пьер Марто повиновался.

Войдя в комнату, шевалье первым делом вновь устроил Блэка на тех же самых подушках и лишь после того, как тот с комфортом на них расположился, сказал:

— А! теперь настала наша с вами очередь, мой славный храбрец!

И, взяв в ящике секретера, закрытом на ключ, небольшой бумажник красного сафьяна, вытертая кожа которого указывала на его долгую службу своему владельцу, шевалье вытащил из него небольшой кусочек прозрачной бумаги и дал его Пьеру Марто.

Тот с некоторыми колебаниями развернул его и, хотя он, должно быть, весьма мало был знаком с французским банком, ему стало ясно, что этот клочок бумаги вышел из этого достойного заведения.

— О! о! подписано Гара! с этой подписью легче всего берут к оплате и требуют меньше комиссионных. Сколько я должен вам вернуть, месье?

— Ничего, — ответил шевалье. — Я вам обещал пятьсот франков, если найду мою собаку; я ее нашел и держу свое слово.

— Это все мне, мне? Не делайте глупостей, буржуа: волнение дурной советчик.

— Этот билет ваш, оставьте его себе, мой друг, — сказал шевалье.

Пьер Марто почесал за ухом.

— Вы мне даете его от всего сердца?

— Да, от всего сердца, от всей души!

— Но, вручая мне этот билет, не согласитесь ли вы мне пожать еще и руку?

— Почему бы нет? Даже две, мой друг! две, и с большим удовольствием!

И он протянул обе руки Пьеру Марто.

Тот сжал нежные руки шевалье, на несколько секунд задержал их в своих мозолистых ладонях и выпустил лишь для того, чтобы смахнуть слезу, которая скользила по его щеке из уголка глаза.

— Что же, — сказал он, — вы можете похвалиться тем, что кюре церкви Святой Елизаветы выдаст завтра нечто потрясающее по этому поводу и к тому же в вашу честь.

— Потрясающее? Что потрясающее, мой друг? — спросил шевалье.

— Потрясающую обедню! И я вам хочу заявить одно: если завтра с вами на дуэли случится несчастье, то значит, там на небесах нет милосердного Бога.

И Пьер Марто вышел, вытирая слезы.

Шевалье сделал то же, что и Пьер Марто; он также вытер свои слезы.

Затем он подошел к окну, открыл его, собираясь немного подышать свежим воздухом, и увидел Шалье, совещавшегося с двумя секундантами Гратьена д'Эльбэн.

Эту ночь шевалье де ля Гравери проспал сном праведника.

Правда, рядом с ним находился его друг Думесниль в обличье Блэка.

В семь часов утра, благодаря заботам парикмахера, за которым он посылал на улицу Кастильоне, шевалье был не только одет, но еще и выбрит и причесан с такой тщательностью, с которой он давно не относился к своему туалету, и прохаживался по своей комнате спокойный и почти улыбающийся.

Блэк также, казалось, был весел и рад.

По правде говоря, шевалье совершенно не думал о предстоящей дуэли и велел себя выбрить и постричь вовсе не из любезности к господину Гратьену д'Эльбэн, как это можно было предположить.

Нет, шевалье думал о Терезе; Терезе, которая вернулась к нему и которую он признавал в двух оставленных им письмах, адресованных — одно господину Шалье, а другое Анри, — благодаря акту, переданному мадам де ля Гравери, своей настоящей дочерью и, следовательно, своей прямой и единственной законной наследницей.

Это ради Терезы он приказал привести себя в порядок.

Он думал о том, как счастлива Тереза будет узнать, что она его дочь; ведь он твердо решил ничем не омрачать эту радость и ни слова не говорить дочери об ошибках ее матери.

Он даже решил, что возьмет, если потребуется, вину на себя за то, что бедная сирота столь долго оставалась всеми покинута.

В семь с четвертью в дверь постучали.

Это был Анри д'Эльбэн.

Де ля Гравери бросил быстрый взгляд на молодого человека и по безмятежному выражению его лица легко догадался, что тот совершенно не подозревает, кто противник шевалье.