Она проскользнула в машину, шлепнулась на сиденье и, найдя под приборной доской какую-то тряпку, вытерла руки. Пропитавшиеся влагой, потяжелевшие джинсы облепили ноги. Масако включила «дворники» — интересно, справятся ли они со стекающими по стеклу ручьями? — и, обдув стекла, струя холодного воздуха ударила по рукам, и кожа моментально покрылась пупырышками.

Осторожно выехав со стоянки, Масако вернулась к фабрике как раз в тот момент, когда из двери вышла Кунико в модной черной тенниске и пестрых, «в цветочек», леггинсах. Заметив красную «короллу», она демонстративно отвернулась, раскрыла голубой зонтик и, не обронив ни слова, зашагала по дороге. В зеркало заднего вида Масако видела, как нелегко ей приходится в схватке с ветром. Она уже твердо решила не поддерживать с ней никаких отношений, даже если им и придется работать еще какое-то время вместе на фабрике. Словно в ответ на ее мысли, Кунико растворилась за пеленой дождя.

Следующей по лестнице спустилась Йоси, но — вот так сюрприз! — не одна, а в сопровождении Кадзуо, державшего над ее головой дешевый пластиковый зонт. Черную шапочку бразилец натянул на самые уши. Заметив «короллу», Йоси прибавила шагу и, подойдя, постучала в стекло.

— Извини за беспокойство, но не могла бы ты открыть багажник?

— Зачем?

— По-моему, он собирается погрузить туда мой велосипед.

Она кивнула в сторону своего сопровождающего, и Масако, повернувшись, наткнулась на его взгляд, чистый и абсолютно невинный. Не говоря ни слова, она потянула рукоятку, открывающую багажник. Крышка прыгнула вверх, заслонив вид из заднего окна, и тут же задрожала под очередным порывом ветра. Масако открыла дверцу и выскочила под дождь.

— Ты же промокнешь! — крикнула Йоси. — Вернись на место!

Ветер уносил слова, так что общаться приходилось только криком.

— Я уже промокла!

— Садитесь в машину! — сказал Кадзуо, решительно взяв Масако за локоть.

Выбора не оставалось, и она забралась в салон. В следующую секунду на соседнее сиденье плюхнулась Йоси.

— Жуть, — пробормотала она.

Кадзуо подкатил велосипед, стоявший до этого на велосипедной стоянке за углом, и, легко подняв его, начал укладывать в багажник. Велосипед был старый, тяжелый и громоздкий, но ему все же удалось расположить его так, что из багажника высовывалось только колесо. Еще раз выйдя из машины, Масако убедилась, что все в порядке и они могут ехать.

— Садитесь, — предложила она.

Бразилец поднял голову; лицо у него было мокрое, как после купания в бассейне. Футболка прилипла к телу, и под ней отчетливо проступал висящий на груди ключ.

Поймав ее взгляд, Кадзуо накрыл ключ ладонью.

— Садитесь, — повторила Масако. — Я вас подвезу.

Он покачал головой, подобрал лежавший на земле зонтик, раскрыл его и зашагал по направлению к старой фабрике.

— В чем дело? — спросила Йоси, глядя вслед исчезающей за стеной дождя фигуре. — Почему он не сел?

Масако захлопнула дверцу.

— Не знаю.

Она повернула ключ зажигания и начала выруливать на дорогу, стараясь не смотреть в зеркало заднего вида.

— Какой молодец, — пробормотала Йоси, вытирая лицо полотенцем. — Без велосипеда я бы просто пропала.

Масако не ответила, стараясь разглядеть дорогу за мечущимися вправо-влево «дворниками». Заметив, что другие машины идут по шоссе с зажженными огнями, она тоже включила фары. Ехали медленно, то и дело преодолевая похожие на небольшие озера лужи. В какой-то момент Йоси начала клевать носом и, подавив очередной зевок, извиняющимся тоном пробормотала:

— Извини, что расстроила тебе планы. И багажник, наверное, промок.

Масако посмотрела в зеркало — крышка подпрыгивала в такт покачиванию машины. Ну и ладно, пусть дождь еще раз вымоет место, где лежал Кэндзи.

— Не беспокойся. Я все равно собиралась его почистить. Послушай, — не спуская глаз с дороги, спросила Масако, — ты не против проделать то же самое еще раз?

— Проделать что?

Йоси резко повернулась к ней.

— Не исключено, что может подвернуться такая же работа.

— Работа? Ты имеешь в виду, что нам надо будет… еще кого-то? И кто же нам это предложит?

Она смотрела на Масако широко открытыми глазами.

— Кунико проболталась, вот слухи и поползли. Так что теперь это может стать нашей второй работой.

— Проболталась! Так я и знала. Значит, тебя кто-то шантажирует?

Йоси уперлась руками в приборную панель, как будто усомнившись вдруг в том, что Масако сумеет без происшествий довезти ее до дома.

— Нет, меня никто не шантажирует. Если мы согласимся, нам обещают за это заплатить. Детали тебе знать необязательно — ими я займусь сама. Сейчас мне просто надо знать, готова ли ты участвовать, если что-то предложат. Расплачиваться с тобой буду я сама.

— И сколько… это стоит?

Голос Йоси дрогнул, но в нем все же прозвучали нотки любопытства.

— Миллион, — ответила Масако.

Йоси вздохнула и притихла. Но ненадолго.

— За ту же работу? — уточнила она.

— Нам не надо будет ни от чего избавляться. Наше дело — разрезать тело. В моей ванной.

Масако закурила, и салон быстро наполнился дымом. Йоси закашлялась.

— Я согласна.

— Точно?

Масако посмотрела на подругу. Лицо у нее побледнело, губы дрожали.

— Мне очень нужны деньги. А с тобой я готова идти даже в ад.

Наверное, мы уже идем туда, подумала Масако, всматриваясь в запотевшее стекло. Впереди не было видно ничего, кроме хвостовых огней ползущей впереди машины. «Королла» будто уже не катилась по дороге, а плыла, не касаясь колесами земли, и все казалось нереальным, словно бы и эта поездка, и разговор были частью сна, который они с Йоси видели вместе.

Тайфун пришел и ушел, прихватив с собой лето. Ослепительно яркое небо исчезло, словно стертое грязной щеткой, а вместо него появился бесцветный, серый купол осени. Похолодало, и Яои чувствовала, как постепенно остывают и ее еще недавно кипевшие эмоции — злость и сожаление, надежды и страхи. Она жила теперь со своими двумя мальчиками, и эта новая жизнь уже начала казаться нормальной. Но соседские женщины, поначалу — движимые кто сочувствием, кто любопытством — сплотившиеся вокруг несчастной вдовы, быстро оставили ее, как только она превратилась в независимую, уверенную в себе мать-одиночку. Теперь Яои редко куда выходила — не считая того, что ездила на фабрику и отвозила и привозила детей, — и все острее и острее ощущала свою отрезанность от мира.

Неужели она действительно так сильно изменилась? Вроде бы и не сделала с собой ничего особенного, разве что подстригла волосы да попыталась заменить сыновьям отца. Прошло слишком мало времени, и Яои еще не осознала, что постепенно меняется внутри, что, избавившись от внешних оков, которыми был Кэндзи, она всего лишь сменила их на внутренние, которыми стало чувство вины за убийство мужа.