Петра кивнула, но ее беспокойство стало еще заметнее.

Затем консул записала остальные сведения, изучила наши паспорта, задала нам обоим вопросы о профессии, месте рождения родителей, наличии судимостей.

— Меня никогда ни в чем не обвиняли, — сказала Петра. — Нов ГДР я несколько недель пробыла в тюрьме, потому что мой муж был вовлечен в политическую деятельность.

— Деятельность против коммунистической партии?

— Да.

— И вы были арестованы в связи с этим?

— Кажется, это называется «вина по ассоциации».

— Ваш муж до сих пор находится в тюрьме?

— Я вдова, поскольку мой муж умер в тюрьме больше года назад.

— Мне очень жаль. Как я уже говорила, вам следует включить эту информацию в заявление, которое вы приложите к аппликационной форме. Теперь вопрос к вам обоим. Как давно вы знакомы?

— Шесть месяцев, — ответил я, глядя ей в глаза.

— Я не думаю, что это будет проблемой, поскольку я поясню в своем письме в Государственный департамент, что вы познакомились в Берлине. Если бы вы встретились с мисс Дуссманн во время ее визита в США, тот факт, что вы женитесь так скоро после знакомства, мог бы вызвать вопрос, не является ли этот брак фиктивным. Разумеется, и сейчас в этом могут усомниться. Но то, что вы планируете пожениться до приезда в Соединенные Штаты, если я вас правильно поняла…

— Да, именно так, — подтвердил я.

— Безусловно, я не могу дать стопроцентную гарантию, что ваше прошение будет одобрено. Но, если в вашей биографии не обнаружат темных пятен, думаю, решение будет положительным. И конечно, чем раньше вы вернете мне заполненные формы, тем скорее начнется процедура проверки.

И она пожелала нам всего доброго.

На улице Петра сразу закурила и, кажется, запаниковала. Ее колотила нервная дрожь, она вся была Sturm und Drang[93], настолько ее взбудоражило собеседование.

— Любовь моя, — сказал я и попытался обнять ее. — Что случилось?

— Они найдут причину, чтобы отклонить мое прошение.

— Но она сказала совсем другое.

— Эти люди только тем и занимаются, что ищут любой повод, чтобы разрушить чужую жизнь.

— Возможно, в ГДР так и есть. Но в Штатах…

— Они решат, что я коммунистка.

— Нет, что ты. Объясню почему. У тех людей, что беседовали с тобой после твоего освобождения, есть обширное досье на тебя. И что в этом досье? Все, что ты им рассказала, а помимо этого еще информация, которую они сами накопали, включая то, что у тебя отобрали сына. Поверь мне, эти люди — «рыцари» «холодной войны». Учитывая то, как к тебе отнеслись на той стороне, и тот факт, что ты выходишь замуж за американца…

— Извини, извини. Просто я очень боюсь, что все пойдет не так. Именно сейчас, когда я счастлива, когда все кажется возможным, когда наконец забрезжило будущее для меня, для нас.

— Ничего, ничего не случится. Консул ясно дала это понять. Давай рассмотрим худший сценарий. Если даже они найдут какую-нибудь глупую техническую нестыковку, что не позволит им выдать тебе грин-карту, мы все равно сможем пожениться. Поскольку в этом случае я стану мужем европейки, мне вмиг дадут французскую carte de séjour[94]. Так что мы отправимся в Париж и уже оттуда будем пробиваться в Штаты. Но этого не случится. Я думаю, ты просто напугана тем, что с тобой сделали там, и теперь…

— Ты прав, тысячу раз прав. Я веду себя нелепо.

— Нет, это всего лишь твоя реакция на бюрократию. Знаешь, как у любого после визита к стоматологу-мяснику, когда ему говорят, что нужно пломбировать еще один зуб.

— Спасибо тебе, — прошептала она, обнимая меня.

В тот день Петре нужно было вернуться на работу. Я заглянул в кафе «Стамбул» и обнаружил срочное сообщение от Павла. Я перезвонил ему. Он тут же снял трубку.

— Это «приятное срочно» или «плохое»? — спросил я.

— Катастрофа, — ответил он. — На самом деле у меня для тебя крайне заманчивое предложение, но я бы предпочел не обсуждать это по телефону. Я как раз ищу предлог, чтобы выскочить из офиса и выпить пива, поскольку сегодня буду работать допоздна. Так что ты можешь стать моим предлогом. Знаешь кафе за углом? Сможешь там быть через сорок пять минут?

— Насколько заманчивое предложение?

— Очень престижное, и я снова не поскуплюсь. Все, через сорок пять минут жду тебя.

И он положил трубку.

Естественно, я был заинтригован. И естественно, в очередной раз поразился способности Павла делать вид, будто наши отношения всегда были верхом политкорректности.

Даже когда он свирепствовал, ему удавалось сохранять внешнюю невозмутимость. Вот и сегодня он не изменил своим привычкам. Короткое приветствие, заказ на два пива, и он сразу приступил к делу:

— То, что я собираюсь рассказать тебе, это сенсация. На прошлой неделе два ведущих восточногерманских танцора — Ганс и Хейди Брауны, они брат с сестрой, — сумели удрать из своего распрекрасного города, спрятавшись в вещевых мешках, которые были частью реквизита, привезенного в ГДР танцевальной труппой из Бундесрепублик. У директоров этой труппы были безупречные рекомендации, потому им и разрешили гастроли в «раю для рабочих». Однако, как выяснилось, один из этих директоров влюбился в Ганса. Кстати, Ганса уже давно прессовали за гомосексуализм… короче, теперь власти ГДР в ярости, как это брату и сестре удалось таким изощренным способом выбраться из страны. В этой истории еще и мощный гомосексуальный подтекст, который тоже заставляет морщиться гэдээровских остолопов. А Ганс Браун оказался коммуникабельным парнем, который просто любит потрепаться. Сейчас он здесь, в Западном Берлине, со своей сестрой. Он настоял, чтобы ее тоже пригласили на радио. С ними пока беседуют. Так вот, мы хотим, чтобы ты первый взял у них интервью. Это идея Велманна, поскольку твоя кандидатура идеально подходит: американец, свободно говоришь по-немецки, к тому же из Нью-Йорка и, надеюсь, дока в танцах.

— Я вырос на Баланчине и Нью-Йоркском городском балете.

— Мы так и думали. И это как раз то, что нужно, поскольку Гансу Брауну предложили место в City Ballet. Конечно, любовник Ганса мечтает заполучить его в свою труппу во Фрайбург. Но Нью-Йорк… разве от этого можно отказаться? Короче, ты сможешь прийти к нам завтра в пять? Мы договорились, что тебя доставят на машине в то засекреченное место, где их пока разместили. Ты возьмешь интервью, потом мы его обработаем и привезем тебе в воскресенье, чтобы ты смог внести нужные правки — я тоже со своей стороны подкорректирую — и сочинить вступление, которое мы запишем в понедельник утром. Так что уик-энд тебе предстоит напряженный. Но я заплачу полторы тысячи дойчемарок, если тебя это устроит.