То лето сохранилось в памяти Арлинга большим туманным пятном, из которого проступали неясные, пугающие образы – кровать с мокрыми от пота и крови простынями; сухой, натужный кашель, грозящий разорвать грудь и горло; жестокий зуд в теле, покрытом гнойниками и язвами; бессонные ночи, сменяющиеся длительными кошмарами наяву; собственные руки, похожие на сухие ветки срубленного дерева, не способные держать даже ложку. Помогли арвакские шаманы, которых отец в порыве отчаяния согласился допустить к сыну. Арлинг выздоравливал еще полгода, стараясь не слушать трусливый шепот врачей о слепоте, которая поражала глаза уцелевших. В конце концов, болезнь сдалась, и юный Регарди не находил места от радости. Он не ослеп, он был «избранным», баловнем судьбы, перед ним сдавались даже болезни. Детям свойственно ошибаться. Потеря зрения была лишь вопросом времени. Но проигравшим он себя не считал. Халруджи твердо верил, что «Белая Спирохета» осталась в Согдарии, сгорев в костре с Магдой.

Его план был хорош всем. Из Иштувэга он увел трех верблюдов и двух ишаков, груженных всем необходимым для долгого перехода по пустыне. Он оставил их на границе цитадели, спрятав в пещере у подножья Исфахана. Забраться на башню с помощью «звездного порошка», найти Сейфуллаха, убить тех, кто захочет помешать, спустится в корзине, добраться до верблюдов и умчаться в Восточный Такыр, подальше от золотоносного города Иштувэга и его сюрпризов.

Все было почти идеально.

Все кроме страха. А если Сейфуллах сумел убежать от ивэев и все еще был в городе? А если он умер? А если…

Страх был сильным противником. Почти бессмертным. Он полз за ним всю жизнь, вытягивая волю, надежду и веру. Иногда халруджи уставал от вечных сражений, позволяя испугу наслаждаться свободой в теле и разуме. Ему было страшно ползти по этой стене и попасть в очередную ловушку древности, страшно найти мертвого Аджухама, страшно думать об имане в плену предателей, страшно отправиться по Дороге Молчания.

Глубоко вздохнув, Арлинг открылся, наполняя себя страхом до кончиков волос. Обрадовавшись неожиданной свободе, враг ворвался в него, не заметив крошечную часть «Я» халруджи, которая пряталась глубоко в сердце. Чаще всего Регарди состоял из сомнений, неуверенности и злости, но эта крошечная часть была стержнем, который родился после встречи с Магдой и который хранил в себе настоящего Арлинга – несгибаемого, упорного, сильного. Ловушка захлопнулась. Враг не заметил ее сетей и угодил в самую середину. Непобедимое «Я» Регарди выросло до гигантских размеров, поглотив в себя страх до последней капли. Была трусость – стала безрассудная смелость. Было бессилие – появилась вера в себя. Была злость – родилась решимость.

Иман говорил: «Человеку, который знает, куда идти, мир дает дорогу». Арлинг знал, что у него остался только один путь. И он не должен был медлить.

Когда его ладонь, обильно посыпанная порошком из «звездного камня», прилипла к монолиту, и он преодолел первый саль, Регарди понял – что-то изменилось. Не в мире – мир оставался прежним, – в нем самом. Возможно, эти перемены произошли давно, но осознал он их только сейчас. Как всегда, это случилось не вовремя. И все же Арлинг не мог отмахнуться от новых чувств, как от стайки мошки или клубов дыма. Они не собирались улетать с первым порывом ветра или развеется со временем. Это были другие мысли, те, которым было странно в его пустой голове, хитростью освобожденной от постоянных гостей – страха и сомнения.

Все приходит к тому, кто умеет ждать. Впервые Регарди не мешала татуировка на спине. Она была лишь рисунком на коже, оставленным на память бывшим другом. Солукрай не казался больше пугающим бременем и наказанием. Он перестал быть запутанным клубком шерсти, превратившись в красивый ковер, которым была устлана дорога в будущее. Потребуются годы, чтобы рассмотреть его узоры и понять их смысл, но халруджи был наполнен терпением и верой в победу.

Увлекшись новыми ощущениями, Арлинг не заметил, как сорвался. Ему повезло, что он забрался невысоко – падение было недолгим. Потирая ушибленное колено, Регарди с недоумением прислонил руки к стене. На ладонях было достаточно порошка, но он больше не клеился к камню. Арлинг растер между пальцами новую порцию волшебного средства и с силой приложил руку к стене. Можно было с таким же успехом стукнуться об нее лбом. Теперь было ясно, почему древние строители не поленились привезти блоки для цитадели из другого места – из-за свойств камня. «Звездный порошок» не клеился к стенам башни. Она была неприступной. Почти.

Иман учил их многому, но, в первую очередь, не верить в невозможное. Еще не построили стену, на которую не мог бы забраться ученик Школы Белого Петуха. Привязав мешок со «звездным порошком» к поясу, Арлинг прислонился к цитадели и медленно двинулся вокруг, ощупывая каждый камень не только руками, но и всем телом. Дойдя до другого края пропасти, он остановился и, вытянув руку насколько возможно, исследовал поверхность стены, которая нависала над бездной.

С этой стороны ветер, туманы и время сумели покрыть цитадель сетью едва заметных царапин и трещин, а места соединения блоков казались не такими плотными. Возможно, древние строители посчитали, что пропасть сама по себе являлась хорошим сторожем, и уделили северной стороне меньше внимания. Однако высота была не так страшна, как ветер, который, ревя и ухая, вырывался из бездны, проносился вдоль стержня цитадели и исчезал в низком небе, в чье брюхо впивался острый шпиль башни. Судя по тому, что следов от крючьев на северной стороне не было, смельчаков или сумасшедших пока не объявилось. Арлинг собирался стать первым. Ведь страх и сомнения еще находились в плену его «Я».

«Просто не думай об этом», – сказал себе халруджи, ощупывая пальцами первую трещину, с которой должна была начаться его вторая попытка. Последняя. Если он сорвется, если не удержится под порывом ветра, если…

– У тебя сильные руки, – прошептал Регарди, расставаясь с землей и повисая в воздухе. – Подняться по этой стене на каких-то сто салей не труднее, чем пробить горшок с песком. Или череп врага. Все получится. Внизу нет пропасти – только туман, который я придумал сам. Слепые часто ошибаются.

Мысль о том, что туман был лишь плодом его воображения, Арлингу понравилась. В таком случае не существовало и башни. Он снова был васс’ханом, и сейчас тренировался на Огненном Круге, пытаясь в очередной раз покорить Стену Гордости, особо любимую иманом. Стена возвышалась в начале круга, пугая новичков и заставляя старших учеников скрежетать зубами от бессилия. Никому не удавалось одолеть ее полностью – даже Финеасу, лучшему. Личным достижением Арлинга были пять салей, выше него забирался только Ол, который, казалось, был рожден для скалолазания. Регарди так и не узнал, что с ним стало. Иман отправил его в Пустошь на Испытание Смертью. Учитель считал, что Ол все равно умрет из-за болезни, которая пожирала его мозг, а Испытание могло дать ему шанс.

По сравнению со Стеной Гордости цитадель ивэев казалась удобной лестницей со ступенями. Правда, иногда ступени начинали крошиться и проваливаться. Порывы ветра, рвущегося из бездны, пытались вклиниться между животом Арлинга и камнями Туманной Башни, но Регарди не давал им шанса, прижимаясь так плотно, что, казалось, еще немного и его кожа срастется с каменным монолитом. Ветру оставалось теребить его головной платок и стегать по спине холодными струями.