– Нет! – Бранемер сел на лежанке, запустил пальцы в волосы, утер пот со лба. – Рано… вы меня хороните…

– Что с тобой? – Миловзора тоже приподнялась и прикоснулась к его локтю. – Домовой, что ли, душит?

– Да уж не лучше домового! Нет! – рявкнул Бранемер, глядя в темноту и обращаясь к тем, кого здесь сейчас не было. – Рано вы меня сажаете чужих внуков качать! Я вам еще не пень старый!

Ведь у него оставалась еще одна, последняя надежда. Богиня Лада, живущая под землей, как золотое зернышко, готовое проклюнуться на свет, едва оросит его животворящая Перунова влага.

Он не имел права владеть ею. Еще зимой сюда однажды явился полоцкий княжич Хортеслав со своей молодой дружиной и потребовал возвращения Унелады Красовитовны, с которой был обручен еще отроком. Предъявил кольцо и свидетельство своего кормильца и волхва, но Бранемер и сам знал, что утянул чужой каравай. Княжич Хортеслав был молод, но отважен, силен и уверен. Не робея, он глядел в глаза Бранемеру, годившемуся ему в отцы, и решительно требовал возвращения похищенной девы. Ах, если бы и его сын Огнесвет вырос таким же! Глядя на Хортеслава, Бранемер не мог подавить в себе зависти к его отцу.

Не показывая своих чувств, он невольно ответил то же самое, что и Лютава: Унелада приехала послужить богине ради завершения своих посвящений, а к Ладиному дню, когда Лютава привезет его собственного сына с невестой, Унелада вольна будет идти, куда ей вздумается. В опровержение этого Хортеслав мог предъявить только свой сон, однако не стал этого делать; тем более что девушка уже какое-то время находилась в священном заключении и вызволить ее оттуда до истечения срока было нельзя ни при каких обстоятельствах. Хорту пришлось смириться с тем, что до наступления весны своей невесты он не увидит. Но и уезжать он не пожелал, и Бранемер предоставил ему и дружине пристанище в одном из ближних городцов на Десне, чтобы дождался весны. Если Огнесвет вернется, особенно с невестой, у Бранемера не будет причины задерживать Унеладу. Если же не вернется…

Нынешний сон лишил его последних сомнений. Если Огнесвет не вернется, у него останется всего один выбор. Или взять за себя чужую невесту – или отдать свое наследие двоюродному внуку. А он в свои неполных пятьдесят лет еще не так дряхл, чтобы выбрать второй путь.

Решать предстояло уже сейчас. Ладин день стоял на пороге.

* * *

В это утро, как и каждое в последние пять месяцев, волхв Родовед рано поутру спустился в подземное обиталище Лады. С собой он нес охапку дров. Обычно Лада к его приходу еще лежала в постели, укрытая поверх одеяла большой медвежиной: за ночь изба остывала, и девушке не хотелось вылезать на холод. Родовед принимался топить печь, попутно рассказывая священной пленнице немудреные зимние новости, а Лада иногда пересказывала ему свои сны и советовалась об их значении. Важную новость он принес ей только однажды: когда приехал ее нареченный жених. Лада приняла это известие без радости, о чем Родовед не преминул намекнуть Бранемеру.

Но сегодня она ждала его уже одетой и причесанной, сидя на расправленной медвежине. Унелада не спала эту ночь: пряла шерстяную нить, плела на вилочке шнур, вязала на нем обережные узлы. Этому искусству она была обучена в совершенстве, как всякая девушка подобного происхождения. Для любого недуга и прочего случая есть свои узлы, свои заговоры. И где же вязать их, как не здесь, на грани того и этого света?

– Среди трех ключей, средь семи камней течет река широкая, стоит гора высокая, на ней столб железный, на нем витязь железный, голова золотая, ус серебряный! – приговаривала она. – Подпирается он копьем железным, молнией палючей, укрывается щитом золотым, самим солнцем трисветлым! Ты, Перун-батюшка, хранишь-боронишь весь белый свет! Охрани ты, Перун-батюшка, Бранемера, сына Божемогова, внука Витиславова. Огради его тыном железным, укрой щитом золотым, отврати от него всякое вражье железо, и меч, и топор, и копье, и стрелу, дабы железо его не ранило, тела не рубило, костей не ломало, раны не кровавило…

И хоть слова вещие здесь важны, важно и другое. Все эти пять месяцев, почти лишенная общества людей, вырванная из человеческого мира, Унелада жила в мире ином и напитывалась его силой. Да так, что, выйдя отсюда, по-прежнему будет богиней в земном мире. В этом и заключался смысл ее пребывания здесь.

За зиму ее намерения не изменились. И сейчас, как осенью, при мысли о Бранемере ее охватывало чувство, что она родилась на свет для того, чтобы помочь ему, принести довольство и счастье. Она родилась, чтобы стать Ладой, и ее истинное место именно здесь, где в ней так нуждаются. Она пустила глубокие корни в этом священном месте, и невозможно вырвать ее отсюда, не погубив. Поэтому она желала победы Бранемеру, а не тому жениху, которому ее пообещали еще девочкой, когда сама она не знала своей судьбы.

Всей душой она призывала победоносную силу Перуна на творимый науз, но… не выходило. Дух ее как бы соскальзывал сверху вниз, и вместо Перуна ей мерещилась темная громада Велеса – глубокого, как бездна, могучего, как земля, вместившего в себя мудрость всех ушедших поколений. Но Унелада в свои юные годы была достаточно мудра, чтобы не противиться и не идти против течения, а позволить ему нести себя. Ведь все так и есть: ее, юную Ладу, похитил от законного супруга сумрачный Велес, и в его владениях она живет всю эту долгую зиму. Они шли по пути богов, а значит, боги делились с ними своей силой. Вот только, вопреки обычаю, Лада здесь и хотела остаться. Хотела пасть благодатным дождем на грудь Велеса, зажечь огонь юности в глазах. И тот, истинный бог подземелий, был благосклонен к ее желанию – она знала это. Тот, истинный Велес нуждался в силе ее юности. Она могла дать ему желаемое и не сомневалась, что он в ответ исполнит то, чего желала она. И она, сама того не замечая, обращалась к нему:

– Прикажи ты, Велес-батюшка, всему своему укладу и железу: поди ты, железо всякое, прочь от Бранемера, Божемогова сына, Витиславова внука. Ты, стрела, поди в дерево, а железо – в землю, а перо – в птицу, а птица – в небо. Как соколу в море рыбой не ходить, так Бранемеру невредиму быть от ворога лютого, от оружия всякого…

И она чувствовала, как Велес улыбается ей безмолвной улыбкой из кромешной тьмы…

– Изготовилась? – удивился Родовед и бросил охапку дров возле печи. – Не спеши. Ладин день послезавтра.

– Я знаю. Так что, не приехали?

Волхв молча покачал головой. Лада знала условие своего полного освобождения: должен вернуться Огнесвет.

– Да уж едва ли приедут, – добавил волхв. – По реке уж не ездят который день. Теперь ждать, пока лед пройдет, а там на лодьях…

– Стало быть, князь будет за меня биться?

Родовед выразительно посмотрел на нее и помолчал. Он так и не определился, одобряет ее побег с Бранемером или нет. Конечно, после смерти Белоденки дешнянам понадобилась новая Лада, и во всем свете не сыскалось бы другой, столь же подходящей. Родоведу и наставлять дочь Лютавы не пришлось.

Но он знал и главное: Унелада пришла на Десну, желая здесь остаться. Будучи при этом невестой совсем другого жениха. Оскорбление, нанесенное князьям западных кривичей, Родоведа беспокоило мало. Но негодующий жених был здесь, у ворот, и требовал поединка. А он молод, но достаточно зрел, чтобы одолеть почти пятидесятилетнего соперника. Ловя эту жар-птицу, седеющий князь может потерять голову. А кто останется ему на смену?