меня тоже уже успели сделать.

Прощаются с Вдовой.

Женщина. Софи…

Мужчина. Госпожа Пролль… (Уходя.) Совершенно с вами согласен. Почему мы так редко видимся? Нельзя же встречаться только на похоронах.

Мать с Ребенком подходит к вдове.

Мать. Софи…

Вдова. Где твой муж?

Мать. Он тебе напишет. Он очень сожалеет. Как раз сегодня у них производственный совет, ты знаешь, а там каждый голос на счету. (Ребенку.) Подай ручку.

Ребенок не желает.

Это еще что такое!

Подходят двое мужчин.

Первый. Взгляните на меня! Два кило на неделю. Вы можете есть, сколько хотите, только никаких углеводов. Мяса сколько хотите, даже сало. Только никакой картошки, никакого хлеба, вообще ничего мучного. А плавание вообще не помогает.

Второй. В сале больше всего калорий.

Первый. Дело не в калориях…

Подходят к Вдове.

Как договорились, Софи, летом приедешь к нам. На море мы больше не ездим. Там либо пляжа нет, топчешься на скалах, а вода кишит морскими ежами. Или пляж кишит народом. Это уже не отдых. (Спутнику.) Я вам рассказывал, как отравился рыбой? Еще и это! Омары! И откуда — из Канады. Три недели они лежат в Мадриде, потому что слишком дороги, а когда наконец попадают в Рим, уже воняют, продавать их можно только на побережье, где наш брат думает, будто они только что из моря. Тринадцать туристов от этого скончались. (Опять к Вдове.) Итак, договорились, Софи, этим летом отдыхаем в горах. Маленькое шале, но там можно гулять, Софи, не встретив ни души. (Протягивает Вдове руку.) Ты нам позвонишь? (Уходя.) Но ее сестра хорошо держалась.

В то время как остальные Участники поминок молча прощаются с Вдовой, Роже и Франсина последними выходят из сада.

Франсина. О нет, я не имею в виду Сведенборга и иже с ним, кто ссылается на свои галлюцинации. Я всего лишь имею в виду, что это не так просто. Нет сознания без биологической основы. Откуда вы это знаете? Душа без тела, даже Платон не приводит никаких доказательств — это верно! — и тем не менее он считает такое существование вероятным. Как, впрочем, и Блох. Есть ведь не только малая логика, есть и большая.

Инвалид подходит к Вдове.

Инвалид. Дорогая госпожа Пролль. (Представляется.) Лухзингер. Мы были друзьями, Маттис и я, состояли в одном гребном клубе, о Господи, сколько воды утекло с тех пор… живешь в одном городе, не встречаясь друг с другом… (Протягивает ей руку.) Госпожа Пролль.

Вдова. Спасибо за большой венок.

Инвалид. Я никак не могу прийти в себя.

Конец рукопожатия.

Вдова. Господин директор, я вас провожу.

Вдова провожает инвалида к выходу; лишь Роже и Франсина еще не простились со Вдовой.

Франсина. Подержите мою сумочку? (Подает ему свою сумочку, снимает черный платок, тряхнув головой, приглаживает волосы руками, прежде чем снова завязать на голове платок.)

Роже. Я должен еще раз спросить, как ваше имя.

Франсина. Франсина.

Роже. Вы собираетесь в город? Если не возражаете, я с удовольствием вас подвезу. Мне тоже нужно в город. (Направляясь к выходу.) Какая тема у вашей диссертации?

Усопший один в своем белом кресле-качалке. Тишина. Усопший встает и уходит в другую сторону. Возвращается Вдова. Видит пустое кресло и цепенеет.

Вдова. Маттис!

Дочь входит с пустыми стаканами.

Дочь. Ты слышала, о чем они говорят? Как-никак у человека есть душа, дело не в калориях…

Дочь идет дальше и исчезает.

Вдова. Маттис, где ты?

ВТОРАЯ КАРТИНА

Действующие лица

Старик

Дежурный на бензоколонке

Катрин

Молодой пастор

Сосед с поперечной флейтой

Клошар

Ксавер

Клас

Старуха

Пилот (без слов)

Заключенный

Молодой испанец (без слов)

Ильза

Господин с розами

Молодой банковский служащий

Йонас

Инвалид

Ребенок (без слов)

На переднем плане белое кресло-качалка.

Сцена просторная, пустая, залитая белым светом. Где-нибудь стоит старик Пролль с удочкой в руке, словно тут ручей; неподалеку от него сидит Дежурный, в комбинезоне. Слышится короткий птичий щебет. Затем тишина. На заднем плане появляется Молодой пастор; оглядывается вокруг, словно кого-то ищет, и остается где-нибудь стоять. Снова короткий птичий щебет. Снова тишина.

Белый свет не меняется.

Старик. Ловлю рыбу.

Дежурный. Вижу.

Старик. Зачем вы спрашиваете? (Вытаскивает удочку, на которой ничего нет, и снова ее забрасывает.)

Дежурный. Раньше тут росли березы…

Входит Катрин и садится в белое кресло-качалку.

Катрин. Здесь, да, здесь я однажды сидела… Все, что случается, уже когда-то случалось, и мне уже за тридцать. Ничего нового не добавится. В этом кресле я качалась. Ничего не добавится, чего бы я уже не испытала. И мне по-прежнему будет за тридцать. То, о чем я думаю, я давно уже передумала. То, что слышу, я уже слышала. (Слышится щебетание птиц.) Снова апрель.

Старик, который ловит рыбу, и Дежурный.

Дежурный. Раньше тут росли березы, сплошные березы. И ручей был настоящий. Не капал. В мое время. Ручей с камнями на дне.

Старик. Но с тех пор прошло так много времени.

Дежурный. Тогда здесь водилась форель.

Старик. Я знаю. (Пауза.) Ручей с камнями на дне, верно, и с водорослями на камнях, так что непременно поскользнешься, если захочешь пройти по камням босиком, и потом зеленые пятна на штанах… (Вытаскивает удочку, на которой ничего нет.)

Дежурный. Вы же ничего не ловите.

Старик насаживает на крючок наживку, замолкая при этом; его манипуляции свидетельствуют о близорукости.

Старик. Не может быть, чтобы вы помнили березы. Когда же в таком случае построили кузовной завод? Как раз тогда и исчезли березы.

Дежурный. Знаю.

Старик. Сколько же вам лет?

Дежурный. Сорок один.

Старик снова забрасывает удочку.

Старик. Я тогда еще ходил в школу, и мы ловили форель руками. Без лицензии. Это было запрещено. Только отец мог ловить на удочку. Тогда ручей был настоящий…

Пауза.

Дежурный. Вот теперь надо было тянуть!

Пауза.

Старик. Все говорили: нет новых брюк, нет новой обуви, нет мяса — кризис. Колбаса была только для отца. (Дежурный молчит.) Но березы на берегу вырубили задолго до войны, а вам сорок один год, быть не может, чтобы вы помнили березы и настоящий ручей.

Катрин в белом кресле-качалке; Молодой пастор неподолеку от нее, опять слышится щебет птиц.

Пастор. Как тут птички щебечут!

Катрин качается.

Катрин. Как на кладбище… Ребенком я каждый день ходила через кладбище, это была самая короткая дорога в школу, и там, между бирючинами, стоял бронзовый бюст: какой-то господин с эспаньолкой. Не Ленин, а какой-то ботаник — потом я перестала бояться этого бюста: он только притворяется, будто смотрит на меня! Я трогала