– Да. Около сотни волков внутри и на крышах вагонов и дюжина ангелов воздушной разведки. Все вооружены винтовками, автоматическими пистолетами и кинжалами.

В таком случае лучше атаковать поезд на лесных участках, где ангелы их не увидят.

– Что-нибудь еще? – спросил Рунн.

– А тебе мало того, что услышал? – удивилась Ясный День.

– Я какое-то время прослужил во Вспомогательных силах. Привык координировать действия.

Ничего определенного. Ничего, что ставило бы его под непосредственный огонь астериев.

– С твоей стороны глупо об этом рассказывать. Должно быть, Офион находится в отчаянном положении, если для общения со мной они направили столь неподготовленного агента, как ты.

– Доверие – улица с двусторонним движением. – Рунн указал на мост, соединявший их.

Ясный День снова негромко засмеялась, и он кожей ощутил ее смех.

– Ты имеешь мне что-то передать? Это касается Пиппы Спецос?

– Мне нечего передавать. Но… благодарю за вчерашнюю попытку спасти мою задницу.

– С моей стороны было бы глупо лишиться ценного агента.

– Я тронут, – усмехнулся Рунн, однако эти слова его задели.

Она тоже усмехнулась:

– Судя по твоей манере разговора, ты привык, чтобы тебе подчинялись. Интересно.

– Да что в этом интересного?

– Скорее всего, мятежники что-то нарыли на тебя, если заставили рисковать своим положением, вступив в контакт со мною.

– Я думал, тебе ровным счетом плевать на мою личную жизнь.

– В общем-то, да. Но знание – это сила. Мне любопытно, кто же ты такой, если жнецы пытались тебя схватить. И почему ты позволяешь мятежникам помыкать собой.

– А если мне хотелось к ним примкнуть?

Она засмеялась. Смех ее ранил, как острый нож.

– Я убедилась, что правящий класс редко делает это по доброте душевной.

– Цинично.

– Возможно. Зато правдиво.

– Я мог бы назвать довольно высокопоставленного ванира, который без всякого принуждения помогает мятежникам.

– В таком случае им бы стоило послать пулю тебе в голову.

– Как ты сказала? – насторожился Рунн.

Ясный День взмахнула рукой:

– Если ты знаешь, кто они такие, да еще беспечно хвастаешься этим, если задаешь слишком много вопросов насчет агента Спецос, ты для них вовсе не ресурс. Ты – пустозвон. Если волкожутни тебя схватят, сколько ты продержишься, пока не назовешь имя этой особы?

– Типун тебе на язык!

– Тебя когда-нибудь пытали? Легко утверждать, что не сломаешься под пытками, но когда твое тело начинают разрывать по кусочкам, по косточкам… ты удивишься, на что соглашаются жертвы, чтобы хоть на секунду избавиться от боли.

– Ты вообще ни хрена не знаешь обо мне и через что я прошел, – не выдержал Рунн.

К счастью, ночь и звезды на коже скрывали следы отцовских «воспитательных мер». В реальности их не могли скрыть даже узоры татуировки.

Пламя Ясного Дня вспыхнуло сильнее.

– Тебе следует продумывать то, о чем рассказываешь другим. Даже офионским союзникам. У них есть способы заставить людей исчезнуть.

– Как исчезла Зофи Ренаст?

Ее огонь заколыхался.

– Никому не называй ее настоящего имени. Упоминай ее как агента Кипарис.

Рунн заскрежетал зубами:

– Тебе что-нибудь известно о Зофи?

– Раз мне дали нового связного, полагаю, она мертва.

– А если нет?

– Я тебя не понимаю.

– Если она жива, где она сейчас может находиться? Где прячется?

Ясный День поспешила к своему концу моста:

– Эта встреча окончена.

Раньше чем Рунн успел вымолвить хоть слово, она исчезла, оставив лишь россыпь гаснущих углей.

– Какого Хела астериям понадобилось создавать свой механокостюм для войны с мятежниками? – спросил Хант.

Он стоял, прислонившись к кухонному столу, почесывал подбородок и старался не смотреть на другой конец стола, где стояла черная коробочка. Но от нее исходило какое-то жужжание. Казалось, коробочка выхолащивает воздух вокруг себя.

Ничего удивительного, если внутри лежали две марки Смерти.

Кормак прихлебывал чай. Лицо авалленского принца было мрачным. Он появился еще на рассвете, когда Рунн ему позвонил и потребовал нестись сюда со всех ног. Затем Рунн разбудил Ханта, вытащив ангела из сна и объятий Брайс.

– Механокостюмы – единственное наше преимущество. Вернее, единственное преимущество людей.

– Знаю, – напряженно вставил Хант. – Я имел дело с этими костюмами и изучил их вдоль и поперек.

Он умолчал о том, что намеренно портил механокостюмы, чтобы у надевших их не было шанса уцелеть.

Его знакомство с механикой имело и полезную сторону. Так, он без труда починил скутер Брайс. Не ограничившись ремонтом, он дочиста отмыл ее железного коня, и тот сверкал как новенький.

Но если астерии создают механокостюмы для ванирских солдат…

– Я все время забываю, что ты участвовал в двух войнах, – пробормотал Рунн, сидящий на диване вместе с Брайс.

В первой Хант сражался на стороне мятежников и потерпел поражение. Вторая растянулась на годы. Сандриела заставляла его воевать против Офиона.

– Зато я помню, – ответил Хант; Рунн поморщился и торопливо кивнул в знак извинения. – Нам нужно проявлять осторожность. Ты уверен в правдивости сведений?

– Уверен, – коротко ответил Рунн.

Холстром стоял у кухонной стены и молча следил за разговором. Свой ноутбук он оставил на диване. Программа продолжала работать, прочесывая видеозаписи в поисках следов Даники.

Но этот разговор с Кормаком, готовящийся налет на Хребет…

– Похоже, в Офионе действуют двойные агенты, – сказал авалленскому принцу Хант.

– Только не Ясный День, – с уверенностью возразил Кормак.

– Купить можно всех, – заметил ему Хант.

Брайс молчала, делая вид, что ее больше интересуют собственные ногти, покрытые розовым лаком, чем этот разговор. Но Хант не сомневался: она жадно впитывает каждое слово.

Он вышел из спальни с намерением возвестить всем и каждому, что Брайс – его истинная пара. Но Рунн своим известием охладил его пыл. Хант и не подозревал, что брат его истинной пары ночевал в их квартире, уснув на диване.

– И все равно мне необходимо передать эти сведения, – сухо ответил Кормак.

– Я пойду с тобой, – вызвался Рунн.