Разговор с купцами сегодня был излишне резок, впрочем, раз она добилась желаемого результата, то сожалеть не стала. Именно во время обсуждения цен, размеров поставок и торговли за проценты герцогиня и приняла решение:

«Нет смысла ходить вокруг и около. Надо просто пойти и спросить. В конце концов, я старше и умнее, чем он. Если Макс начнет юлить и врать, я пойму. И уж тогда и буду думать, как вести себя дальше.».

-- Мадам Берк, передайте кучеру, мы возвращаемся в посольство.

-- Анна, но ты собиралась сегодня посетить еще…

-- Нет, мы возвращаемся сейчас.

Думать о работе не хотелось, все ее мысли занимал муж. Анна точно знала, что после посещения королевского зверинца Максимилиан вернется в посольство: его будут ждать купцы. Потом обедает вместе со старшими служащими, а потом будут обсуждать дела с помощниками. А вот перед ужином герцог в своих комнатах начнет собираться на очередной бал. Тогда она и сможет выкроить время на беседу.

День тянулся до вечера удивительно нудно, она успела мысленно построить сто вариантов беседы. В кабинет мужа, точнее, в небольшую приемную она пришла как раз в тот момент, когда ее покидал писец с кучей бумаг под мышкой.

-- Хорошо, что ты зашла, Анна. У меня небольшая проблема.

-- Слушаю.

-- Питер заболел. Лекарь сказал: простуда. Твоя помощь будет очень кстати.

Питер – личный лакей герцога. Анна удивилась: «Он что, хочет, чтобы я ему сапоги помогла натянуть?! Да ну, бред какой-то…»

-- И что требуется от меня?

-- Хочу, чтобы ты выбрала мне одежду и украшения. Питер всегда сам этим занимался, а я, боюсь, был не слишком внимателен. Где чистые рубахи и чулки, я знаю, а вот к какому колету какие побрякушки требуются, не слишком представляю. Поможешь?

Анна неопределенно пожала плечами, несколько сомневаясь в том, что разбирается в тонкостях придворных костюмов лучше Максимилиана. Но отказываться не стала. Прямо из приемной прошли в спальню герцога, и он скрылся в кладовке, что-то ворча и двигая там, и даже, кажется, один раз тихонько выругался.

-- Зайди сюда, пожалуйста…

Муж, уже в чистой белоснежной рубахе с кружевами и вышивкой, прыгал на одной ноге, пытаясь натянуть на вторую чулок.

-- Вот, смотри… Какой лучше?

На стене висели несколько бархатных и атласных колетов. Пока она перебирала их, герцог, натянув туфли с крупными пряжками, раскрыл несколько шкатулок на узком столике у большого зеркала:

-- Кольца я выберу и сам, но нужно еще что-то на шею…

Анна подала ему тяжелый, расшитый золотом колет черного цвета и, подойдя к столику, принялась рассматривать цепи, броши и кулоны. Внимательно глянула на мужа и отложила тяжелую золотую цепь с рубиновыми вставками. Потом, поколебавшись, вспомнила, что даже днем на многих придворных было по два-три колье, добавила еще одну сложную плетенку, уже без камней, более короткую и вычурную.

-- Думаю, вот так будет хорошо.

Поймав в зеркале внимательный взгляд Максимилиана, замершего за ее плечом, она, неожиданно даже для себя, спросила:

-- Макс, а кто такая Сельси?

-- Кто? – переспросил герцог, удивленно подняв брови.

-- Сельси.

-- Понятия не имею, о ком ты, – он пожал плечами, продолжая смотреть ей в глаза. Точнее, не ей самой, а ее отражению.

-- Ваша светлость, я не люблю, когда из меня делают дуру!

У Анны даже крылья носа раздувались от злости: «Он врет с таким невинным лицом, что если бы я не слышала разговор, то вполне могла бы поверить!» -- она резко развернулась и уставилась ему в глаза.

-- Анна? Ты… Ты злишься?! Но я действительно не понимаю, о ком ты говоришь! – кажется, он почувствовал себя неуютно под гневным взглядом.

-- Сельси -- это дама, которая вчера передала тебе записку. Сегодня у тебя с ней свидание.

Взгляд Максимилиана на мгновение стал рассеянным, как-будто он пытался что-то вспомнить, а потом он слегка шлепнул себя по лбу:

-- Точно! Записки! Я совсем забыл про них!

Он глянул на себя в зеркало и снял с колета несколько украшений: серебристых и золотистых шариков на тонких цепочках. Их он высыпал Анне в руки, а сам пошел вдоль стены, снимая похожие шарики с другой одежды.

Анна рассматривала их и не понимала, что это. К каждой такой штучке крепилась тонкая цепочка или шнурок, на другом конце которого было привязано небольшое колечко. Больше всего игрушки напоминали обыкновенные брелоки.

Штуки четыре были довольно простыми, гладкими, чем-то напоминающими пластмассовую серединку из киндерсюрприза. Такие были изготовлены из меди или какого-то дешевого сплава. Но были и парочка золотых, и несколько серебряных. На них присутствовала красивая чеканка и даже филигрань.

-- Ты не хочешь мне ничего объяснять?

-- Я хочу тебе кое-что показать. Заодно и вернуть эту ерунду требуется. Возможно, там есть и записка от этой твоей Сесиль, – улыбнулся он, держа в руках за цепочки еще с десяток таких же шариков. – Сможешь сама прочитать. Пойдем.

Он вывел ее в приемную, на ходу объясняя:

-- Это такая придворная мода, Анна. На верхней бальной одежде есть специальный крючок, смотри – он потыкал пальцем в собственную грудь, где действительно крепилось что-то вроде золотой броши с длинной петлей-крючком. Если кто-то хочет назначить свидание, он пишет записку, вкладывает ее в такую вот бонбоньерку* и вешает на грудь предмету обожания.

-- Зачем?! – поразилась Анна.

-- Э-э-эм… Затрудняюсь ответить. Так принято, так всегда делали… -- он даже чуть растерялся от вопроса.

-- Почему нельзя тихо передать записку? Ну, чтобы никто не видел? – она действительно не понимала, и Максимилиан попытался объяснить:

-- Понимаешь, если спрятать, никто не будет знать, что мужчина или дама нравятся кому-то, – Макс усмехнулся и добавил: -- Некоторые вешают на грудь пустые бонбоньерки.

-- Зачем?! – поразилась герцогиня.

-- Чтобы всем показать, сколько у них поклонников, – усмехнулся муж. -- Особенно этим грешат пожилые дамы. Сейчас мы с тобой выкинем записки из всех, я нацеплю их вот сюда – он указал на левый рукав с таким же крючком -- и на балу их с меня снимут. Если захотят, конечно… Некоторые специально заказывают такие штучки в дешевых мастерских и не забирают потом, если получают отказ, -- усмехнулся он. -- Левая рука значит, что они пустые и ответа не будет.

-- А если ты ответишь?

-- Значит, повешу на правую руку. Все очень